Анна Котова - Небо крылатых Страница 3

Премьер-министр судорожно вздыхает, заставляет себя сесть. Я несправедлив. Все равно полетела бы ты. Без него можно было обойтись, без тебя — нет.

На пороге возникает Арраниус.

— Я просил меня не беспокоить, — говорит премьер-министр тусклым голосом.

— Извините, ваше превосходительство. К вам посетитель.

— Не сегодня.

— Ваше превосходительство, это господин Роу.

Премьер-министр вскидывает голову, лицо на миг искажается злобной гримасой, но он немедленно берет себя в руки. Тем же тусклым безжизненным голосом:

— Проси.

Его нашли в чахлой рощице в пяти милях от города. Селяне видели снижающийся ваншип, но им и в голову не пришло поинтересоваться, откуда он прилетел и куда приземлился.

Потом курьеры, пролетая над рощицей по своим делам, заметили стоящий на опушке ваншип и пилота, уронившего голову на приборную доску. Они не придали этому значения. Но когда они возвращались через два часа с задания, пилот в ваншипе сидел в той же позе. Это обеспокоило курьеров, они снизились. Машина выглядела сильно потрепанной, никаких следов навигатора, пилот, похоже, без сознания. Они сели неподалеку и подошли посмотреть. Он дышал, и кровь все еще сочилась из распоротой щеки. Курьеры не могли ничем помочь, только вызвать медицинскую бригаду и отогнать ваншип на больничную стоянку. Пока они добрались до города, пока вылетела бригада, пока раненого доставили в больницу — прошло еще не меньше двух часов. Врачи качали головами и не отвечали на вопросы — выживет ли он.

Он выжил. Вот он стоит на пороге кабинета.

Он еще вытянулся с того дня, когда премьер-министр последний раз видел его. Когда это было? Сто лет назад… нет, полтора года. До окончания академии. До дуэли. До ссылки. До того, как этот мальчишка увез в глухомань девушку с яркими карими глазами, единственную дочь премьер-министра. О боги, боги, за что…

Военная выправка никуда не делась, и смотрит прямо. Но премьер-министр видит: он еле стоит. Его лицо бледно, глаза совершенно больные, лихорадочно блестят. Штатское платье висит на нем, как на вешалке. "Не раньше 12-го Доратоса", — вспоминает министр строку из письма. Сегодня шестое. Что там, кроме сотрясения мозга?

— Садитесь, — бросает он, сердясь на самого себя. — Не стойте. Вы же сейчас упадете.

— Я постою, — отвечает этот упрямец. — Я должен. Господин Бассианус, я вернулся один и только потому, что мне повезло. Крейсер Гильдии ждал нас в Грандстриме. Они знали.

— Я понял из вашего послания, Роу. Почему вы считаете, что это не случайность?

Не об этом он хотел спрашивать. Не об этом пришел рассказывать еле живой юноша с серым лицом, с белой полосой пластыря, скрывающего длинный шрам на щеке. Не об этом — но так легче. О деле. О политике. О гильдейской разведке. О нынешней маэстро, четырнадцатилетней девчонке, которую, оказывается, премьер-министр недооценил. О чем угодно, кроме главного. Только пусть мальчик наконец сядет.

— Сядьте, Роу. Я не буду с вами разговаривать, пока вы стоите.

Послушался. Придвинул стул (а рука дрожит), опустился на него осторожно — видимо, боясь упасть.

— Господин Бассианус…

Он наконец рассказывает. Он запинается, замолкает, произнеся два-три слова, и заставляет себя заговорить вновь. Ревущий ветер Грандстрима. Железный хвост гильдейского крейсера. Гигантский металлический объект, поглотивший машину майора Валки. Сломанная пряжка на страховочном ремне…

Премьер-министр слушает, стиснув виски руками.

Не выдерживает.

— Хватит. Я больше не могу.

Молодой человек останавливается на полуслове, молчит — и добавляет после паузы:

— Но я не верю, что она погибла. Я найду ее.

От фанатичной убежденности этой фразы по спине старика пробегает холодная волна. Да он же безумен, — мелькает пугающая мысль.

— Идите, Роу. Поправьтесь сначала. Поговорим позже.

Роу встает.

— Прощайте, господин премьер-министр.

— Где вы остановились?

— Нигде. Я улетаю в Норикию. Я не имею права находиться здесь — я ссыльный.

— Останьтесь. Арраниус проводит вас в комнату для гостей. Мне нужно о многом подумать и о многом вас расспросить. Формальности с властями я улажу.

Роу кивает и непроизвольно хватается за спинку стула, покачнувшись. Кабинет кружится перед глазами, в ушах нарастает звон, но он выпрямляется и поворачивается к двери.

Премьер-министр с ужасом видит, как он твердым шагом идет к двери и, промахнувшись, врезается всем телом в косяк.

Проклятая пружина, державшая его эти два дня, лопнула в самый неподходящий момент. Надо же было свалиться именно в этом доме.

Конечно, премьер-министр перевернул вверх дном всю столичную медицину, и умереть Алексу не дали, а, наоборот, поставили его на ноги. И конечно, как только это случилось, он ушел.

Через месяц.

Немного придя в себя, он узнал, что приговор отменен и ему не нужно возвращаться в Норикию. Это была хорошая новость.

Была и плохая: Гильдия предъявила Империи ноту протеста. Оказывается, Анатоль вторгся в ее суверенное воздушное пространство и нарушил тем самым несколько пунктов Имсальского договора.

Ну да, конечно. Нарушили. На несчастных двух ваншипах. Безоружные курьеры с письмом. Что курьеров сбили в Грандстриме, не упоминалось. Гильдия была в своем праве: она защищалась.

Император крутился, как жук в кипятке. Маэстро Дельфина, юное существо с ангельским личиком, стелила жестко. Больше всего ее бы устроила немедленная выдача на расправу премьер-министра Бассиануса. Желательно вместе с другими бывшими влиятельными гильдейцами, осевшими в Анатоле. Она прекрасно понимала, что требует слишком много, но считала важным обозначить свои интересы. Пусть император Анастас знает, чего ему будет стоить в будущем малейший промах.

Сейчас она готова была удовлетвориться демонстрацией покорности.

Поэтому император нашел козла отпущения и официально принес его в жертву.

Алекс Роу, едва начав вставать, узнал, что лишен анатольского гражданства — как нарушитель договора, чуть было не поставивший под удар империю.

— И что это означает? — спросил он у Бассиануса. Премьер-министр упорно отводил взгляд. Ему было чудовищно стыдно, но он ничего не мог поделать.

— Наказание невиновных и награждение непричастных, — угрюмо сказал старик. — Вы невиновны, вот вам и досталось. Император прекрасно понимает, что это несправедливо, но вынужден сдать пешку, чтобы не получить болезненный удар.

— Я сброшен с поля?

— Да. По крайней мере так должна считать Гильдия.