Валентин Рич - Мушкетеры (Сошедшие с неба) Страница 3

Все правильно. При полёте через плотные слои атмосферы небесные камни не могут раскалиться сильнее.

Белов бережно опустил в прибор саммилит и завинтил крышку. Как-то покажет себя этот, семнадцатый по счёту образец?

Комната озарилась нестерпимо ярким бело-голубым сиянием, и колбы на столе засверкали, как электрические лампы.

Стрелка мгновенно описала полный круг, но сияние не уменьшилось. Несколько минут Матвей сидел зажмурившись, потом выключил прибор. Сразу стало темно.

Когда глаза привыкли к свету обыкновенной лампы, он придвинул к себе лист бумаги и записал: «Саммилит No 17 — предел измерения прибора 100000 градусов, температура образования не установлена».

Правильно или неправильно поступил он, отдав рукопись в редакцию?

Доказательства происхождения саммилитов у него ещё нет. Но почему же он должен корпеть один, словно средневековый алхимик, и хранить полное молчание, если уверен — уверен! — что ему посчастливилось напасть на первую тропинку, которая приведёт к открытию?

Матвей держит на ладони полупрозрачную, мерцающую в слабом свете настольной лампы каплю.

— Хотел бы я посмотреть на тех, кто тебя нагревал!

Глава третья

Д'АРТАНЬЯН ДЕ ТАРАСЮК

На двери, на том месте, где обычно висит табличка с фамилиями жильцов и цифрами — кому сколько раз звонить, белел большой квадратный кусок толстого картона. На нём красовался усатый мушкетер в алом плаще с крестом, указывающий шпагой на кнопку звонка.

Пятнадцать лет назад, когда третьеклассник Леня Серёгин впервые увидел эту дверь, рядом с мушкетером была надпись:

«Здесь живет твой брат и друг — д'Артаньян де Тарасюк».

Серёгин отряхнул с пальто снег, потрогал в кармане таинственную грушу и нажал кнопку.

Хорошо, что всё это случилось зимой, а не летом. Гришу Тарасюка можно было застать дома только зимой. Летом он находился «в поле» — то в Средней Азии, то на Енисее, а то и на Чукотке. Но зимой археологи обычно сидят в своих институтах и возятся с тем утилём, который успели откопать за лето.

Раздались быстрые шаги, и дверь распахнулась во всю ширину. В коридоре стоял баскетбольного роста человек с чёрными усами — не такими роскошными, как у мушкетера на двери, но всё же с настоящими усами. Не выразив удивления по поводу неожиданного визита в полуночный час, хозяин сделал приглашающий жест.

Пока Серёгин стаскивал с себя пальто, де Тарасюк с любопытством всматривался в его лицо и наконец произнес:

— Из дому выгнали или из газеты?

— Пока держат, — пробурчал Леонид. — Но скоро выгонят...

— За что? Опять написал, что турбину вращает электричество?

— Вот вызову тебя сейчас на дуэль, — мрачно пообещал Серёгин, — тогда будешь знать!

— Прекрасно!

Тарасюк вскочил на диван, снял со стены одну из висевших крест-накрест рапир, сделал выпад в сторону гостя и продекламировал:

Как небо — бархат голубой.Горит, как солнце, сталь.Эй, мушкетеры, кто со мной?Скачи в Пале-Рояль!

Летит земля из-под копыт,И плащ, как парус, бьёт.И всё вокруг назад летит,А мы — летим вперёд!

Он метнул рапиру в большой пробковый шар на тумбочке в углу комнаты, подкрутил усы и весело проговорил:

— Ну, брат, выкладывай, что за беды у тебя?

Вместо ответа Серёгин протянул ему тонкую пачку листов, сколотых скрепкой.

Тарасюк погрузился в чтение.

Первый раз он прочёл рукопись очень быстро и стоя. Второй раз — очень медленно и сидя. В третий раз он прочёл только конец, и притом вслух.

— «Всё изложенное выше позволяет сделать следующие выводы.

Первое. Обнаруженные нами особенности физических характеристик вещества саммилитов не позволяют отнести их ни к одному виду известных на Земле естественных или искусственных образований.

Второе. Допустимо предположение, что саммилиты представляют собой следы посещения нашей планеты разумными существами с другой звезды.

Третье. Настало время изъять вопрос о посещении нашей планеты посланцами иных космических цивилизаций из монопольного ведения сочинителей фантастических литературных произведений и приступить к систематическим поискам вымпела, который мог быть оставлен на Земле».

Тарасюк аккуратно положил рукопись на стол, лег на диван, положил ладони под затылок и принялся изучать потолок.

Через несколько минут он равнодушным тоном осведомился:

— Ты эту штуку сам выдумал?

— К сожалению, не сам. А что, задело?

— Докажи! — не отвечая на вопрос, всё тем же равнодушным тоном произнес Тарасюк.

— Пожалуйста!

Серёгин осторожно извлёк из кармана и положил на диван голубоватый каплевидный предмет. Тарасюк не торопясь поднялся, взял лупу и принялся рассматривать камень.

— И как эта штука называется? Саммилит?

Серёгин молча кивнул.

Тарасюк подошел к полке, достал одну из больших тёмно-синих книг, стоявших на самом верху.

— Смотри, смотри! — сказал Серёгин. — Том двенадцатый, страница сто сорок шестая, между «Саммером» и «Самнитами» ни черта нет.

— Ты прав, — подтвердил Тарасюк, захлопывая книгу и ставя её на место. — И все-таки пришло время изъять этот вопрос из ведения сочинителей и приступить к поискам? Так, что ли?

— А ты как думаешь? — осторожно спросил Серёгин.

— Что ж тут думать! — воскликнул Тарасюк. — Приступать так приступать!

Он стащил с полки ещё одну книгу и, перелистав с десяток страниц, протянул её Серёгину:

— Читай!

Леонид прочёл:

— «Саммили — оазис в Аравийской пустыне, в двухстах милях от Хирбетского нагорья. Расположен в необитаемой местности. Высота — 800 метров над уровнем моря. Климат континентальный. Дороги отсутствуют. Достопримечательности отсутствуют. Известен находкой предметов, относимых учёными к изделиям стекольного производства древних народов».

— Понял? — Тарасюк выразительно посмотрел на друга. — Книжка-то 1923 года. Пока что всё сходится... Постой, постой! Как там написано — «в двухстах милях от Хирбетского нагорья»? Тот самый Хирбет!

— Какой тот самый? — недоумевающе протянул Серёгин.

— Если не считать работников справочных бюро, то самые неосведомлённые люди на земле — журналисты, — отметил Тарасюк.

— А все-таки?

— Неделю назад одна французская газета опубликовала фотокопию пергаментного свитка, недавно найденного близ Хирбета. В свитке упоминается Христос. А рукопись — второго века до нашей эры. Понятно?