Виталий Бабенко - Земля Страница 3

Иначе: плотность населения на квадратный метр пляжа — еще не повод для уныния.

В остальном же Курортный Сектор выглядит вполне пристойно. Он чист, опрятен, благоустроен, расцвечен пестрыми фонариками и украшен вполне уместными призывами выше нести знамя и активнее включаться в Восьмую Перестройку. Кстати, Большой Соленый Бассейн безупречен и может вынести самую строгую экологическую критику. Не приведи Господь кому-нибудь тайком помочиться в воде — вокруг нарушителя тотчас же расплывется клякса урины, окрасившейся в ядовито-оранжевый цвет, и заклейменный общественным презрением мочевержец расстанется с БСБ на веки вечные.

Быть может, кое-кому покажется странным неистовая любовь обитателей Курортного Сектора к починке микрокомпьютеров, коллективному голографированию и бесшовной сварке купальных трусиков — об этом, во всяком случае, свидетельствуют бесчисленные окошки с вышепоименованными видами услуг, — но кто же вправе отказать безупречному в остальном Курсекту в некоторых причудах?

Нет, причина мятежности Фанта лежит, пожалуй, глубже, и есть прямой смысл поискать ее в более конкретной обстановке.

Фант с Иолантой жили на рекбазе, косившей гордое зодиакальное имя «Козерог». Рекреационная база принадлежала не писательской организации Орпоса (в этом случае присутствие там Фанта было бы вполне правомерным), а Отделу дистанционного зондирования, к которому ни наш герой, ни Иоланта не имели ни малейшего отношения. Фант получил путевку по блату и был страшно доволен уже тем, что безо всяких хлопот поселился в двухместной каюте самой комфортабельной рекбазовской секции. Напуганный вольным смыслом слова «рекреация», он на пути в Курортный Сектор строил жуткие предположения по части жилищных условий. В кошмарных снах ему виделись сепаратные мужские и женские многоспальные отсеки, и он сочинял туманные и разноплановые угрозы, которыми придется стращать рекбазовского директора, дабы он вселил нашего героя с супругой (с супругой ли? — могут спросить) в изолированные апартаменты. Или, на худой конец, дал бы ключ от всегда пустующей каюты, бессрочно зарезервированной обществом «Почва».

Угрозы пропали втуне. Отведенные апартаменты оказались изолированными. В том смысле, что имелись отдельный вход, отдельный ключ и отдельный санузел. Звукоизоляция в счет не идет. Во всяком случае, когда сразу после полуночи в каюте этажом выше начинали играть в мини-гольф, в каюте этажом ниже в три часа ночи выходили на связь с Землей, а из коридора в полвосьмого утра, когда Фант еще спал, а все прочие приступали к водным процедурам, сквозь закрытую дверь прорывался истерический стекло-рок, — словом, когда такое случалось, Фанту мерещилось, что все эти звуки рождаются в его собственном жилище, и он долго не мог понять сквозь сон, кто и каким образом сюда проник и почему бесчинствует.

Может быть, причина — в халтурной звукоизоляции?

Может быть…

В рекреационных мероприятиях Фант не участвовал. К его удивлению, на рекбазе это было занятием необязательным. Наш писатель заранее настроил себя, что, если его будут заставлять, он тем более даст насилию активный отпор. Но принуждать никому не приходило в голову: не хочешь бегать по бесконечной ленте, крутить педали велоэргометра и прыгать в нагрузочном полускафандре типа «Вериги» — живи как знаешь. Фант терялся…

Так, может быть, причина — в этой растерянности? В этом беспредельном изумлении перед коварством ожидаемого? В излишней готовности бороться с несуществующими превратностями судьбы?

И это может быть…

Столовая рекбазы тоже вносила свою лепту в душевный сумбур Фанта. На завтрак отводился час, на обед — час и на ужин — все тот же уставный час. Фант не знал, что так заведено по всем рекбазам Ближнего Космоса, по всем орбитальным пансионатам, станциям отдыха и даже — страшно подумать! — беспутевочным супердемократическим санаториям системы Восемнадцатого Управления. Поэтому бедняга не в силах был уразуметь, отчего он должен лишаться оплаченной заранее порции пищи, если явится на завтрак не с восьми до девяти утра, а, например, в пять минут десятого? И его страшно раздражало висевшее на двери столовой беспрекословное объявление, лишенное знаков препинания: «Господа рекреанты опоздавшие в установленное время не обслуживаются».

Меню отличалось двумя свойствами: гуманным правом столующегося на выбор и побеждающей это право стабильностью. Алгоритмически сей кажущийся парадокс разрешался следующим образом. К примеру, объявленный диапазон первых обеденных блюд был: суп чанахи и борщ. Естественно, Фант жаждал чанахи. Но оказывалось, что лакомое экзотическое варево поглощено первой десяткой ворвавшихся в столовую едоков, и, естественно, всем прочим полагался неизменный борщ. В один прекрасный день Фант решил, что с него борща довольно, что он никогда в жизни больше не попросит борща, что от одной ложки борща он непременно умрет. В меню же значился загадочный и тем желанный суп калапук. Придя к столовой за полчаса до открытия, Фант с грустью осознал, что не он один отличается подобным хитроумием и что по крайней мере сотня проницательных рекреантов заблаговременно прельстилась проклятым калапуком. Одновременно Фант получил лишнюю возможность удостовериться в могуществе элитарности. Как ни надеялся он на крепость своих плеч и локтей, а в первую десятку не попал: закаленные в ежедневных боях первоедоки стояли насмерть и пихались отчаянно. Ненавистный борщ Фант тем не менее съел. И не умер. (Заметим, что ему в данном вопросе нечаянно повезло. Если бы Фант имел понятие о калапуке — а это суп на сква-ленной хлорелле, — то, скорее всего, аппетит у него пропал бы навсегда.)

Со вторыми блюдами ситуация складывалась еще более таинственным образом. Коварное меню манило котлетами «Козерог», эскалопами и свиными отбивными. Когда же дело доходило до реальной раздачи, перед Фантом появлялось извечное баранье рагу (с уплотненной лапшой), которое упорно не превращалось ни в то, ни в другое, ни в третье. Эта загадка страшно мучила Фанта, тем более что состояние рагу заставляло скорбеть о печальной участи неповинных — и, судя по атрофичной конституции мяса, проведших всю жизнь в невесомости — баранов, а мучительная, но не имеющая никакого отношения к сытости тяжесть, вызванная лапшой, сбивала с толку, обращая мысли к проблемам упаковки грузовых контейнеров на трассе Земля — Орпос.

(Если бы меня спросили о секрете, связанном с мясными продуктами на рекбазе «Козерог», я, наверное, не долго думая, намекнул бы на чью-то хищную руку, приложенную к этому делу, а также на то, что эскалопы и отбивные действительно существуют в природе, но они исчезают из натурального оборота и попадают в определенные желудки, еще не дойдя до рекреантских — даже элитарных — столов. Однако меня никто не спрашивает, поэтому намекать я ни на что не буду. Тем более что у меня нет желания бросать тень на незнакомых людей из орпосовской сферы обслуживания. И вообще — ни слова о ворах!)