Д Уолмер - Замок зла Страница 3

Кромом!.. Но не надо так долго извиняться. Я вовсе не в

обиде. У нас ведь с тобой остаются еще вечера, разве не

так?..

Вечера у лениво пляшущего костерка были долгими,

незаметно переходящими в тихие летние ночи. Уставший за

день, возбужденный и голодный охотник уписывал за обе щеки

то, что приготовил ему Шумри, а тот сопровождал процесс

насыщения приятеля тихой музыкой, легко пощипывая струны

лютни. Наевшись, Конан разваливался на новенькой, только что

высушенной шкуре медведя, и наступала пора долгих бесед.

Каждому было что рассказать другу, ведь со времени их

разлуки и Конан, и Шумри пережили и прочувствовали немало.

С каждым нем друзья вместе с парой неутомимых сильных

слуг забирались все глубже и глубже в глухие,

труднопроходимые чащи. Уже с третьего дня им перестали

попадаться какие-либо следы присутствия человека - ни

мостков через ручьи, ни охотничьих избушек, ни пней. Тропы,

по которым пробирались их кони, были протоптаны оленями и

лосями. Лоси, медведи и зубры, встречавшиеся им,

становились все более неосторожными, непугаными, что также

показывало, как редко в эти края забредал человек. Несмотря

на глушь, заблудиться они не боялись, так как на шее Шумри

висел медальон с трепещущей стрелкой, чей конец всегда

указывал точно на юг, тот самый, с которым они не так давно

совершали свое долгое путешествие к берегам Южного Океана.

На утро восьмого дня, когда в поисках нового места для

привала путники шли вниз по течению лесной речки, им

показалось, что лес начал светлеть. Высокие сосны и мрачные

ели все чаще сменялись легкомысленными березами. Речная вода

постепенно меняла свой цвет от иссиня-черной до бурой, затем

до прозрачно-зеленой. Наконец полог леса совсем раздвинулся

и впереди показалось широкое матово-синее озеро, в которое с

радостным плеском вливалась река.

Приятели решили пройти вдоль берега, чтобы выбрать

наиболее удобное место для ночлега. Копыта коней увязали

к крупном желтоватом песке, поэтому путники спешились. От

свежего влажного ветра, сменившего духоту леса, от

солнечных бликов на воде хотелось смеяться и громко

разговаривать о чем-то легком и необязательном.

- Гляди-ка! - неожиданно воскликнул Шумри. - Как это мы

не заметили сразу!

Конан повернулся в ту сторону, куда смотрел его

изумленный приятель. Пологий, усыпанный песком берег озера в

двухстах шагах от них плавно вздымался скальным уступом. На

плоской вершине уступа, утопая со всех сторон в зелени,

виднелся замок. Он был совсем небольшим, из светлого камня,

мрамора или известняка. Удивительная соразмерность всех его

частей, чистота и белизна стен и башен придавали ему вид

легкий и грандиозный.

- Птица! - выдохнул немедиец. - Ты только погляди,

Конан! Белая птица присела на уступе над озером. Если

громко крикнуть, она испугается, взмахнет крыльями и

взлетит!..

- Не взлетит, - возразил более приземленный его

приятель. - Не такой уж он легонький, как кажется. Я думаю,

комнат пятнадцать в нем есть. Мне вот что интересно: где

селяне, которые кормят владельцев этого замка? Где их поля,

огороды, хижины? Где, наконец, дорога, по которой можно к

нему добраться, не рискуя поломать ноги лошадям?..

- Видимо, все это находится севернее и отсюда просто не

видно, - ответил Шумри не сводя зачарованных глаз с вершины

скалы. - Ты как хочешь, Конан, а я умру, если не постучусь в

эти мраморные ворота и не увижу хозяина этого дива.

- Сдается мне, что скорее ты умрешь, если постучишься,

- усмехнулся киммериец. - Таинственные замки в полной

глуши и безлюдье не внушают мне особого доверия. Ты имеешь

хоть какое-нибудь представление о том, кто его хозяин? Ведь

то твои края, Шумри. Ты что-нибудь об этом слышал?

- Никогда и ничего! - ответил Шумри пылко. - Но, умоляю

тебя, Конан, если мы промедлим еще немного, я опять-таки

умру - меня разорвет изнутри неудовлетворенное любопытство.

- Я тебя умоляю! - Конан в комическом испуге взмахнул

руками. - Только не рядом со мной!

Впрочем, препирались они недолго. Конан довольно скоро

согласился посетить белоснежный замок. Предусмотрительный

киммериец настоял лишь на том, чтобы слуги их вместе с

лошадьми оставались на берегу озера. Если к вечеру

следующего дня Конан и Шумри не вернутся, то будет означать,

что они в плену - если не хуже, - и в этом случае слуги

должны будут как можно скорее добраться до замка Шумри с

этой печальной и побуждающей к действию вестью.

Со стороны озера добраться к замку было невозможно,

поэтому друзья снова вошли в лес и с помощью трепещущей

стрелки скоро вышли к уступу с северной стороны. Как и

предполагал Шумри, здесь была дорога. Правда, была она

столь узкой и поджимаемой со всех сторон можжевельником,

что больше напоминала тропу. Ни огородов селян, ни полей с

поспевающими колосьями по-прежнему видно не было. Лишь

одну-единственную хижину заметили они шагах в пятидесяти от

тропы. Она была очень старой, вросшей в землю по самые

окна, с пучками бурого мха, пробивавшегося из всех щелей.

Заслышав шаги и звуки разговора путников, из хижины

вышел старик. Маленький, сгорбленный, в ветхой одежде, он

засеменил в их сторону, словно спеша сообщить что-то.

Слабые ноги плохо его слушались, поэтому приятели, свернув

с тропы, сами прошли несколько шагов ему навстречу.

- Добрый человек, - обратился к нему Шумри, - не

скажешь ли ты, кто живет в этом красивом замке, что в

пятидесяти шагах от твоей хижины?

Старик затряс головой. Лицо его, сплошь покрытое

морщинами, скривилось, светлые выцветшие глаза смотрели

на путников с непонятной мольбой, изо рта вырывались

невнятные, прерывистые звуки. Казалось, в груди его борются

два человека: один пытается что-то сказать, другой затыкает

ему рот.

- Да ты немой, старик? - догадался Конан. - Наверное,

твой добрый хозяин за какую-нибудь провинность приказал

вырвать тебя язык. Ведь так? Интересно, кто же он, твой

хозяин? Знатный барон? Лесной разбойник, решивший в

старости пожить спокойно? Колдун?..

Киммериец ждал, на каком из его перечислений старик

согласно закивает головой, но все было тщетно. Старик

по-прежнему смотрел на них с мучительным выражением

непонятной мольбы и боли. Невнятные звуки, вылетающие из

его беззубого рта, постепенно стихли.