Сирил Корнблат - Корабль-акула Страница 3

Солтер помолчал, потом заметил:

- Надеюсь, мы не будем иметь с ними дела.

- На рассвете я отправлю его обратно, передав их коммодору свой привет, отказ и искренний совет отказаться от этого, пока команда не узнала и не повесила его на бушприте. - Коммодор улыбнулся. - Конечно, легко давать такой ответ в момент, когда только что кончился великолепный сбор. Труднее было бы отказать, имей мы пару кораблей без сетей и запасы продуктов на шестьдесят процентов команды. Ты смог бы отказаться от их предложения в такой ситуации?

- Думаю, да, сэр.

Коммодор отошел с непонятным выражением лица. Солтер догадывался, в чем тут дело. Ему дали попробовать вкус высшей власти, быть может, готовили к должности коммодора - разумеется, не на место старика, а на место его наследника.

Подошел Макби, наевшийся и пьяный.

- Я наговорил тебе глупостей, - пробормотал он. - Выпьем и забудем об этом, хорошо?

Солтер сделал это с удовольствием.

- Отличный моряк! - рявкнул Макби после еще пары стаканов. - Лучший капитан в группе! Не то что старый, бедный, трусливый дурень Макби, который боится каждого порыва ветра!

А потом пришлось утешать Макби до тех пор, пока собравшиеся не начали расходиться. Наконец он заснул, и Солтер проследил, чтобы его дотащили до шлюпки, а затем сам спустился в лодку, чтобы начать долгий путь к раскачивающимся тоновым огням своего корабля.

На тридцатом номере соединения правого борта в ту ночь было спокойно, горели только лампы женщин из постоянных противокоррозионных патрулей. На складах его лежало почти семь тысяч тонн улова, и это гарантировало безопасность, потому что лимит, необходимый на шесть месяцев - до начала осеннего роения и нового сбора - составлял пять тысяч шестьсот семьдесят тонн. Компенсационные цистерны вдоль киля были почти пусты, зато на выложенных стеклянными плитами полках складов укладывали кубики законсервированных или засоленных продуктов. Гигантский корабль, подталкиваемый умеренным западным бризом, плыл по волнующемуся морю.

Солтер устал и хотел было приказать рулевому свистнуть, чтобы спустили боцманское кресло и подняли его вдоль пятидесятиярдового обрыва борта, но, подумав, отказался от этого. Ранг не только давал привилегии, но и накладывал обязанности. Он встал, прыгнул на штормтрап и начал долгий подъем. Минуя иллюминаторы кабин, капитан скромно смотрел прямо перед собой, на бронзовые плиты обшивки. Множество супружеских пар в тишине своих двойных кают наверняка праздновали окончание каторжного труда днем и ночью. Шестьсот сорок восемь квадратных футов каюты и собственный иллюминатор были на корабле самой ценной вещью и обретали почти религиозное значение, особенно после долгих недель общей работы на сборе.

Стараясь не упасть, он эффектно спрыгнул на палубу. Зрителей не было. Чувствуя себя забытым всеми, он двинулся в темноте на корму, слыша лишь свист ветра и поскрипывание такелажа. Пять могучих мачт молча трудились, неся свои наполненные ветром паруса. Солтер остановился на минуту у огромной, как секвойя, Среды, и прижал к ней руки, чувствуя мощь, вибрирующую в стальной конструкции.

Мимо прошли шесть женщин, освещая палубу своими фонарями, и Солтер отскочил в сторону, хотя они его и не заметили. Будучи на службе, они впадали в состояние, напоминающее транс, и поведение их резко менялось. Борьба за корабль начиналась с их работы. Тысяча женщин, пять процентов команды, днем и ночью искали следы ржавчины. Морская вода - необычайно сильный окислитель, а кораблю приходилось находиться в ней постоянно. В такой ситуации единственным решением был фанатизм.

Каюта над штурвалом ждала капитана. Свет лампы, которая вопреки принципам экономии горела у трапа, выхватывал из темноты сто футов палубы. После сбора, когда цистерны были до краев заполнены жиром, некоторые вели себя так, словно запасы жира неисчерпаемы. Обходя и перешагивая растянутые штаги, капитан устало подошел к трапу и задул лампу. Перед тем, как спуститься вниз, он машинально огляделся по сторонам. Все в порядке...

За исключением светлого пятна на кормовой палубе.

- Неужели этот день никогда не кончится? - спросил он у потушенной лампы и направился на корму.

Светлое пятно оказалось девочкой в ночной рубашке, с пальцем во рту, бесцельно бродящей по палубе. Ей было года два, и она почти засыпала. В любую секунду она могла выпасть за борт: тихий крик, тихий всплеск...

Он поднял ее, как перышко.

- Кто твой папа, детка?

- Не знаю, - улыбнулась она в ответ.

Было слишком темно, чтобы разглядеть ее идентификационный брелок, а зажигать лампу не хотелось. Солтер поплелся к группе контролеров.

- Пусть одна из вас, - обратился он к начальнице группы, - отведет этого ребенка в каюту родителей. - Он подал ей девочку.

Начальница оскорбилась:

- Мы на вахте, сэр!

- Если хотите, можете жаловаться коммодору. Возьмите ребенка.

Одна из женщин выполнила приказ и защебетала с девочкой, пока ее начальница испепеляла капитана взглядом.

- Пока, детка, - сказал капитан. - Надо бы протащить тебя за это под килем, но я дам тебе еще один шанс.

- Пока, - ответила девочка, маша ему ручкой, и капитан, зевая, спустился по трапу к себе.

Его каюта, в сравнении со спартанскими условиями, царящими на корабле, была роскошной. Площадь ее равнялась площади шести стандартных (9х9) кают или трех двойных кают для супружеских пар. Впрочем, женитьба была для него недостижима, потому что офицеры в звании выше лейтенанта жили в безбрачии. Как показывал опыт, это была единственная возможность избежать кумовства, а кумовство было роскошью, которой не могла позволить себе ни одна группа... Рано или поздно это привело бы к ошибкам в руководстве, а это в конечном итоге означало бы смерть.

Солтер подумал, что не сможет заснуть, и действительно, сон не шел.

Супружество. Отцовство. Как это странно! Делить кровать с женой, каюту с двумя детьми, до шестнадцати лет живущими в закутке, отделенном для приличия портьерой... О чем разговаривают в постели? Его последняя любовница почти ничего не говорила, разве что взглядом. Заметив, что она - Бог знает почему - начинает в него влюбляться, он порвал с ней так мягко, как только мог, и с тех пор раздраженно отклонял всякие намеки, что должен найти себе очередную. Это было два года назад, ему исполнилось тридцать семь, и он начинал чувствоать себя лодырем, заслуживающим лишь того, чтобы его выбросили за борт. Старый распутник, сатир, использующий женщин. Не удивительно, что она так мало с ним разговаривала, - какие у них были общие проблемы? С женой, живущей у его бока, детьми, окружаемыми совместной заботой, все выглядело бы совершенно иначе. Эта бледная высокая и тихая девушка заслуживала большего, чем он мог ей дать. Он надеялся, что к этому времени она удачно вышла замуж, получила свою двойную каюту и, вероятно, ходит уже в своей первой беременности.