Борис Колоколов - Лесные люди Страница 3

- Где тут Сарди Кинчуга трудится?

- Вон, вон они там с братом, как два медведя, ворочаются.

И Мунов захрустел по веткам, по глубокому снегу.

- Здравствуйте, старики, - сказал Мунов, выйдя из чащицы хвойника на то место, где грудами лежала свежая плаха для бочарных досок - клепка, как ее зовут в Сияне. Рядом лежали напиленные в размер клепки толстые чурбаки кедра. Кедр прекрасно колется на морозе, как сахар под щипцами. Потом все это добро отвезут на берег Бикина, а весной и летом, когда Бикин потише, клепку сгонят плотами в низовья. Как ни скажи, это тоже копейка, тоже приработок к охоте. А потом ягоды пойдут, грибы, рыба, дикоросы, некоторые отправятся женьшень поискать - вот и жив человек, жив Сиян с Олоном.

- Здравствуй, председатель, здравствуй, - ответили старики, откладывая в сторонку колуны и клинья, которыми работали. И оба принялись шарить в карманах свои трубочки. Они присели все трое на свежих плахах, и от трубок их на длинных черенках тонкими ниточками потянулся дымок.

- Я, собственно, к тебе пришел, Сарди, - взглянул Мунов на кривого на один глаз старика. Тот был страшен, жутковат в своем уродстве: прокоптелый до черноты, в морщинах, с запавшими щеками. А усы у него, как мышиные хвостики, торчат из ноздрей. Он недоверчиво сверкнул на Мунова здоровым глазом.

- Ко мне так ко мне, - сказал он, - спорить не будем.

- Ты знаешь, Сарди, какое дело... - заговорил Мунов и помолчал, поглядел на старика... Перед мысленным взором его в это мгновение старик возник в шаманском облачении, в юбке из лент меха, опоясанный ремнем, в жестянках, в высоком колпаке, он скорчил на Мунова страшную рожу, но Мунов не испугался. - Пока ты был на охоте, Сарди, бубен помалкивал. А вот теперь уже которую ночь слышу. Зачем тебе это?

Старик улыбнулся гримасой шамана, пожевал трубочку и весь как-то вдруг озлобился.

- У тебя свой долг, председатель, у меня свой! - сказал он твердо и властно, давая понять Мунову, чтобы тот не забывался. Власть шамана от веков, а его власть откуда?!

- Ты передо мной не кривляйся, - сказал Мунов. - Меня ни дьяволом, ни порчей не запугаешь: я не дам тебе калечить молодежь. Не позволю. И пожилым ни к чему твои кривляния. Отошел твой век, Сарди.

- Ты не торопись, - наставительно, упрямо сказал шаман. - Не торопись. Залетаешь очень. Меня люди просят: пошамань. Приди пошамань маленько. Я должен идти к ним. Ты забыл законы отцов.

- Я ничего не забыл, - сказал Мунов. - Это ты не можешь взять в толк, что времена переменились, - в тон ему так же сурово сказал Мунов. - Не к тебе теперь идут за исцелением, а к ней, к фельдшеричке. Ты только нервы треплешь людям. Они после твоих спектаклей больные все на другой день.

Шаман помалкивал, покусывал гнилыми зубами трубочку, здоровым глазом косился на Мунова, вторым, должно быть, смотрел на брата.

Нет, он еще и вглубь куда-то смотрел, в землю.

- Скоро я туда отойду, Мунов, - сказал он. - Живите без меня, как знаете.

Мунову вдруг по-человечески жаль стало этот обломок прошлого. Он пересилил в себе брезгливость и обнял его за плечи.

- Вот так-то, Сарди, давно бы надо не мешать. Не мешать людям жить по-новому. Ведь ты же видишь, все меняется на глазах. Жили в юртах - теперь в домах живем. Об огородах и понятия не имели. Скоро отсюда выберемся, в Красном Яру город свой поставим. Сколько наших парней, девчат в институтах учится! Люди стремятся к новому. А ты что с ними делаешь? Ты их во мрак толкаешь! Как же ты можешь это делать?! Ведь это твой народ, Сарди, маленький лесной народ. А он хочет быть большим, сильным, вон как этот лес.

Шаман сидел с впущенной головой. Мунову показалось, что он всхлипнул. Но когда тот поднял лицо, Мунов увидел, что он смеется, - меленьким бесовским смешком. Всеми морщинами лица смеется.

- Учишь? - сказал шаман. - Меня учить не надо. С меня хватит того, что видел за жизнь. Она побольше твоей, Мунов. От твоих институтов порча народу.

- Вот тебе раз! - сказал Мунов. - Это почему же такое - порча? Не ту науку проходят?

- Верно, не ту! Воротится человек, ни на что не гож. Ему охота в тягость и рыбная ловля не по нему. Я все вижу! - погрозил он кулаком кому-то в лесу.

Мунов курил редко, а папиросы, спички постоянно носил с собой. Теперь он вспомнил о них, пошарил по карманам и задымил. Тем временем он раздумывал, что ответить старику. В его словах была доля истины. Пожив в городах, ребята и девушки приезжают не то что испорченными, это он врет на молодежь. Но и глаза закрывать нечего: они возвращаются избалованными городской жизнью, с трудом втягиваются в лесной быт. Такой грешок есть, это он правильно подметил, размышлял Мунов.

- Что ж по-твоему? - спросил Мунов. - Мы по старинке должны, как звери, жить в юртах? Хватит, и так нажились. Не один век. Пусть хоть нынешняя молодежь этой доли не знает.

- Всем хватило науки от стариков, - зло сказал шаман.

- Вон на что злишься, - с улыбкой сказал Мунов. - Власть от тебя убежала. Так теперь ты ее не догонишь, злись не злись!..

- Ничего! Идут люди. Сами просят.

- Значит, ты их бубном очищаешь?

- Да, очищаю! В них в каждом дьявол сидит. И в тебе он!..

- Ну, ну, поглядим, чья победит, - сказал Мунов, вставая. - Спасибо за беседу, Сарди. Эта наука мне пригодится.

Старики тоже поднялись и стояли молчком. Из их трубок синими струйками тянулся дым. Над головами их с веток хвои седой паутиной свисали мховые бороды. Лес стоял вокруг таинственный и, как показалось Мунову в эту минуту, какой-то чужой. Невдалеке тлел костерок. От него пахло жженой смолой. И снег вокруг топорщился сугробами. Холодная синева обжигала взгляд.

Мунов так и не попрощался, не сказал больше ни единого слова.

Он вернулся в контору расстроенный, почти что злой. И дорога его не успокоила. Он посидел какое-то время в одиночестве и еще раз выкурил папироску. А потом выглянул в дверь, попросил позвать к нему Лянсо Кукченка. "Он ночью вернулся из леса", - сказал Мунов, хотя он отлично знал, что это давно всем известно.

Через четверть часа перед ним вырос Лянсо, как всегда, веселый, улыбающийся.

- Ну как, отошел после лесов? - спросил Мунов.

- А я лес люблю, - сказал Лянсо. - Я в нем чувствую себя превосходно.

- Дело у меня к тебе есть одно. Только давай условимся сразу: то, о чем попрошу, наш с тобой секрет.

- Пожалуйста, - сказал Лянсо.

- Я слышал, ты маленько шаманить умеешь. Это верно?

Лянсо как передернуло от его слов.

- Ты, говорят, нашему шаману подражать умеешь? - спрашивал Мунов. Это верно?

- Маленько умею, - нехотя сказал Лянсо.

- Так вот вечером сегодня ты нагрей бубен.

- А зачем, товарищ Мунов?

- И подурачься маленько перед кино, со сцены. Намажься, все честь честью. Понял ты меня?