Джек Макдевит - Хранить обещания Страница 3

Вместо этого мы устремились к планетам-гигантам, теряя в тесных каютах кораблей здоровье и отдавая полету долгие годы жизни.

А ведь наши звездолеты могли стать куда лучше: например, в компьютере, возле которого спал сейчас Виктор, содержался проект принципиально нового ракетного двигателя. На Земле проводились успешные опыты с искусственной гравитацией — настоящей гравитацией, а не тем жалким ее подобием, которое достигалось на наших кораблях при помощи осевого вращения. Да и других разработок хватало: новые радары, новые материалы, новые сплавы. Но создание кораблей второго поколения обошлось бы в многие миллиарды долларов — где гарантия, что деньги не будут выброшены впустую? И что могло послужить стимулом для дальнейшего развития Программы? Разве только Катрин Перт явит миру чудо...

Прямо надо мной горела яркая звездочка, медленно перемещавшаяся с запада на восток, — это двигались по орбите три наших звездолета, состыкованные в единую связку. Как и экспедиция Стейница, мы летели на нескольких кораблях, что обеспечивало большую маневренность и надежность. При аварии одного из них мы вполне могли бы разместиться на двух оставшихся: ресурсы системы жизнеобеспечения это позволяли. Конечно, нам бы пришлось несколько тесновато, но тут уж не до жиру.

Я смотрел на связку, пока она не исчезла за горизонтом, а потом встал и включил гирлянду (Кэти ее погасила). Пусть горит, ведь на Каллисто никогда больше не придет Рождество.

Все наши корабли — «Верность», «Зеленая ласточка» и «Толстой» — были одного типа. «Толстой», которым командовал Виктор, бесследно исчез вместе с экипажем; никто так и не узнал, что же с ними тогда произошло. Разъединив связку, мы развернулись в сторону Юпитера и начали разгон за счет его гравитационного поля. Миновав планету, корабли должны были вновь соединиться и отправиться, наконец, домой. На «Ласточке» нас летело трое: я, Герман Селма (руководитель экспедиции) и Кэти. «Афины» полностью автономны, поэтому они обычно маневрируют раздельно, экономя время и топливо, а затем вновь собираются в единое целое. В идеале связка должна была состоять из шести «Афин» и представлять собой огромное колесо (точнее, тор), но шестой корабль так и не построили, а еще два потерпели аварию во время экспедиции Стейница.

И вот на полпути между Каллисто и Ганимедом мы врезались в облако космической пыли — настолько мелкой, что радары ее не зафиксировали. (Кэти назвала его потом «космической мелью», а Айсмингер сказал, что это, по всей видимости, обломки так и не сформировавшегося спутника Юпитера.) В общем, наши корабли, двигаясь на второй космической скорости, пропахали по этой «мели». Взревели сирены; на пульте зажглось множество красных огоньков.

Поначалу мне казалось, что звездолет разваливается на куски. Герман с треском приложился об стену, а потом его швырнуло через распахнутый люк прямо в тамбур. Кэти я не видел, но слышал ее крик, раздавшийся в другом конце рубки. Мимо иллюминаторов пролетали куски обшивки. Откуда-то из недр корабля донесся глубокий вздох, свет мигнул и погас, но тут же загорелись аварийные лампы. От «Зеленой ласточки» с хрустом отвалилось что-то большое, и сразу же завыло еще несколько сирен. Я сидел, вцепившись в кресло, готовясь услышать последний в своей жизни звук — утробное кряканье ревуна, означающее разгерметизацию.

Меня снова вдавило в подушки, да так, что потемнело в глазах. (Столкновение произошло в очень неудачный момент — когда корабли производили разворот, — и теперь наша «Ласточка» двигалась в направлении, прямо противоположном требуемому.)

Наружный обзор не работал — следовательно, были разбиты все телекамеры.

Голос Кэти:

— Роби, ты жив?

— Вроде да.

— А где Герман?

Я заворочался в кресле, пытаясь обернуться.

— Не вижу... наверное, в тамбуре.

— Ты можешь встать и задраить люк?

Мне показалось, что она не поняла:

— Но ведь там же Герман!

— Если пробьет тамбур или грузовой отсек, ты все равно ничем ему не поможешь. А так мы можем погибнуть все вместе.

Она, безусловно, была права, но задраивать люк мне по-прежнему не хотелось: неприятно как-то... Впрочем, уже то, что он оказался открытым, являлось вопиющим нарушением инструкции.

— Кэти, — ответил я, — этот люк управляется с твоего пульта. Кнопка — в правом верхнем углу.

— В правом верхнем... да их тут полно!

— Ну, на все и нажми.

Я с трудом повернулся и наконец-то смог увидеть Кэти. Она сидела в кресле возле главного пульта управления, а перед ней светилась длинная цепочка красных огоньков: почти все люки были открыты, хотя при аварии они должны автоматически задраиваться.

«Зеленую ласточку» опять тряхнуло — на этот раз удар пришелся в носовую часть. С корпуса сорвался еще один кусок обшивки, а внутри корабля что-то с дребезгом покатилось.

— Роб! — послышался голос Кэти. — По-моему, она не работает...

На ее пульте продолжали гореть красные огни.

Наконец грохот прекратился. Я взглянул на часы — с момента первого столкновения прошло около трех минут.

Мы поспешили в тамбур, на помощь к Герману Селме. Он, неловко раскинув руки, парил в воздухе, окруженный ящиками с образцами минералов: корабль больше не вращался, и гравитация была равна нулю. Кое-как перетащив нашего командора в рубку — бледного, тяжело дышащего, залитого потом, — мы уложили его на диван. Кэти быстро приготовила компресс и приложила его к разукрашенному синяками лбу Германа; Селма застонал, приоткрыл на секунду глаза и, с трудом подняв руку, указал себе на грудь.

— Там... больно... Уф... словно в мясорубке побывал. — Он слегка повернул голову и взглянул на нас. — Что с кораблем?

Я оставил с ним Кэти, а сам наладил электричество, влез в скафандр и выбрался наружу.

Корабль представлял собой жуткое зрелище: все антенны вырваны с корнем, телекамеры разбиты, обшивка испещрена глубокими вмятинами, а около грузового люка зияет большая дыра. Посадочный модуль сорвало с креплений и унесло, от стыковочного узла остались жалкие ошметки, и перебираться из одного корабля в другой стало теперь непросто.

М-да, «Ласточку» неплохо пропесочило. Я вытащил обломки из сопел двигателя, присоединил обратно кабель, затянул крепления и, оглядевшись, заметил неподалеку огоньки — судя по их цвету, это была «Верность». Она медленно удалялась от нас, точнее, мы от нее.

— Кэти, вижу Мака! — сообщил я радостно. — Но, похоже, мы падаем.

Кроме Мак-Гайра, на борту «Верности» находился Айсмингер, а также, по счастью, Мардж Абюшон — наш врач. В моем радиотелефоне послышался голос Германа; командор говорил медленно и с трудом: