Карел Чапек - Первая спасательная Страница 3

Посмотрите же, какой я откатчик! И Хансен, встретив Станду в штреке, всегда поводит слегка блестящим носом; и не заметно даже, а Станда знает, что это относится к нему, и на некоторое время сердце его наполняется невыразимым блаженством.

Он ужасно гордится тем, что на "Кристине" все любят его молодого шведа. Хансен - славный малый, только не может разговаривать с людьми. Как-то раз Станда отправился в город - и прямо в книжный магазин. Не найдется ли у вас учебника шведского языка? Нет, не нашлось; и Станда тщетно ломает голову - что бы такое сделать для инженера?

Сейчас лето, и после смены Станда по причине, полного одиночества бродит вокруг виллы Хансена; там цветут вьющиеся розы, целые водопады и гейзеры вьющихся роз, голубые шпорники и какие-то желтые подсолнечники; и среди всей этой благодати размахивает лейкой госпожа Хансен, такая же высокая, как сам Хансен, белокурая, голенастая, в длинных полотняных брюках, и по-шведски кричит что-то читающему мужу, и оба громко хохочут, как уличные мальчишки; или выходят под ручку, размахивая теннисными ракетками, толкают друг друга, прыгают через тумбы, лихо свистят. Станда безгранично боготворит госпожу Хансен, - во-первых, потому, что она принадлежит его шведу, а во-вторых, потому, что она какая-то такая, как бы это сказать, - ну, совсем непохожая на других женщин; смахивает на мальчика, и все-таки красивая - глаз не оторвешь, когда видишь, как она бегает в своих широченных штанах.

Однажды они чуть ли не столкнулись со Стандой перед самой виллой; Станда покраснел, готовый провалиться сквозь землю, и хмуро выговорил: "Бог в помощь". Ханс дружески улыбнулся, а его жена оглядела Станду светло-зелеными глазами. В тот миг Станда почувствовал себя ужасно, отчаянно несчастным и в то же время, бог весть почему, едва не захлебнулся от безмерного восторга; ни за что на свете не покажется он больше у этой виллы, разве что ночью, когда на каскады вьющихся роз льется золотисто-розовый свет из окон Хансенов. "Как здесь красиво, - почти со слезами на глазах думает откатчик Станда. - Хансен - славный парень".

"Что такое я мог бы сделать?-размышляет Станда. - Если бы представился случай и я обронил бы при господине Хансене несколько слов по-французски,то-то он удивился бы! Смотрите-ка, простой откатчик - и умеет говорить по-французски! (Станда уже составил несколько фраз из своих французских словечек, и одну даже в сослагательном наклонении, но не уверен - нет ли в ней ошибки.) Госпожа Хансен, конечно, знает французский; а там, глядишь, и пригласят Станду, например, на чашку чая... Или нет, не то. Вот если бы госпожа Хансен одна отправилась па прогулку по тропинке между отвалами и прудом- у этого места дурная слава, там шляются подозрительные типы, и у Станды бьется сердце, когда он иной раз из любопытства проходит нотой дороге - и там на нее напал бы какой-нибудь хулиган или лучше двое... Госпожа Хансен отчаянно защищается, хочет позвать на помощь, но бродяга душит ее. И вдруг откуда ни возьмись - Станда. Одного пнуть в низ живота, другого ударить кулаком по скуле- и готово.

Госпожа Хансен поднимает блестящие зеленые глаза (нет, они просто серые, но очень светлые), хочет что-то сказать, но у нее только трясутся губы. "Pas de quoi, madame..[ Не за что, сударыня (франц.). ]. - просто скажет Станда. - N'ayez plus peur[Не бойтесь больше (франц.). ]. Я подожду здесь, пока вам будет грозить опасность". И на следующий день в забой к откатчику Станде придет господин Хансен. Он молча, как мужчина мужчине, пожмет Станде руку. "Приходите к нам, господин Пулпан, на чашку чая; моя жена хочет вас поблагодарить". А Григар с Бадюрой будут стоять навытяжку и растерянно хлопать глазами: "Юнец-то каков, кто бы подумал!" И госпожа Хансен будет разливать золотистый чай в беседке, увитой розами.

Может быть, на ней будут те широкие брюки - такие носит она одна. И вы, скажет, должны бывать у нас чаще, господин Пулпан. Нет, Станда непременно будет учиться шведскому языку. А потом госпожа Хансен пойдет поливать цветы, Станда же останется в беседке наедине со шведом. "Теперь, Пулпан, пора серьезно поговорить о вашем будущем; нельзя вам оставаться простым откатчиком, жить среди таких людей. Я возьму вас к себе в контору, чтобы вы могли самостоятельно продолжать образование". Станда покачает головой. "Спасибо, господин Хансен, но я не хочу никакой награды. С меня довольно того, что я смог... хоть что-то... для вас". У Станды даже сердце забилось от гордости и счастья. Да, так я ему и ответил бы. Чтобы Хансен понял, какой я человек.

Хансен ли? Быть может - она, дружище? Разве не было бы все это ради нее?

Так что же, влюблен Станда в эту даму или нет?

Само собой, хотя он ни за что на свете не признается в этом даже самому себе; но это такое удивительное, праздничное чувство - например, ему больше всего нравится в ней то, что она так горячо любит своего шведа, похожего на мальчишку; это слишком ясно видно во всяком ее жесте, ее так и тянет к нему, она так бы и повисла у него на шее: я твоя, единственный мой; прямо в глаза бросается, как эти двое счастливы и опьянены друг другом. Станда не младенец и сумел бы живо себе представить, что у них происходит, когда они опускают шторы, и вообще; но он запретил себе это - и точка. Нет, даже и мысли об этом он себе не позволяет - иначе что-то рухнуло бы, пропало... даже в образе Хансена. Может, и глупо это, но Станда не смог бы смотреть на него с прежним восторженным удивлением, если бы думал о них что-либо подобное. А так они словно из другого мира - красивые, сияющие и удивительно нездешние; пусть называется как угодно то, чем наполнено сердце Станды, оно относится к обоим. Правда, не легко это, сердце словно раздваивается; но ведь всякая любовь должна отзываться болью.

Всякая любовь. Станда понимает это слишком хорошо, потому что в его сердце живет еще одна любовь- просто ужасно, сколько иной раз накапливается в сердце. О, это, конечно, совсем другая страсть, трудная и упорная, и тем труднее, что у Станды она под боком, дома; кто знает, может именно потому он издали поклоняется своей длинноногой шведской богине, чтобы хоть как-то отдохнуть от мучительной любви, что терзает его дома. А-ах, как легко становится на душе, когда издалека увидишь мелькающие среди цветущих роз стройные ноги госпожи Хансен; а там господин Хансен в светлом костюме приплетется к ней без дела, обнимет за шею, а она кинет на него мимолетный взгляд - какая благодать, какое радостное зрелище, даже розы у Хансенов кричат о радости.

В садике под окном у Станды тоже цветут розы, но они совсем не такие; сорви одну, прижми к сердцу и тихонько скажи: "Прощай, прощай навек, лучше я пойду камнем ко дну". Вот как живется в домике Адама.