Юрий Нестеренко - Конец пути Страница 3

Дик не смог бы сказать, сколько времени занял у него штурм возвышенности; и все же ему удалось добраться до перевала и даже втащить за собой рюкзак, хотя последние три сотни ярдов он полз на карачках. «Теперь будет намного легче», — думал он, глядя на открывавшийся перед ним пологий спуск. Но прежде, чем насладиться этой легкостью, он сделал очередной привал — самый длительный с начала этого дня. На перевале ничего не росло, и развести огонь было нечем; Дик сжевал всухомятку один сухарь — у него были крепкие, нетронутые цингой зубы, не то что у Джима.

Когда, наконец, он заставил себя подняться, силком выдернув сознание из полудремотного состояния, то вдруг заметил, что пурга кончается. Ветер заметно ослабел; снег еще шел, но уже не сек, не хлестал по лицу, а плавно и мягко опускался на белый ковер арктической пустыни. И сквозь это поредевшее снежное кружево Дик различил внизу, в долине, теплые огоньки поселка.

До него было каких-нибудь пять, от силы шесть миль. Выходит, он ошибся в расчетах. Никаких трех дней пути. Всего несколько часов. Несколько часов, и он будет нежиться в тепле и уюте, и поест так, как не ел уже много месяцев, а потом завалится спать на настоящую постель… И золото — хорошо, что он не выбросил все, а впрочем, даже то, что и выбросил, можно будет потом, со свежими силами, отыскать…

И тут он вспомнил о Джиме. О Джиме, который прошел пешком четыреста миль по снежной целине, чтобы отказаться от борьбы и погибнуть в нескольких милях от спасения.

Конечно, весьма вероятно, что Джим уже мертв. А если нет? Вряд ли он идет следом — на сей счет Дик не питал иллюзий. Но если у Джима осталось хоть немного сил, он вполне мог собрать еще веток для костра и поддерживать огонь. Даже если их костер погас, у него были спички, чтобы разжечь новый. Если так, то, наверное, сейчас он еще жив. И будет жив еще… сколько? Пока Дик доберется до поселка, пройдет несколько часов. Какое-то время, пусть небольшое, уйдет на организацию спасательной экспедиции. Со свежими силами, с лыжами и собаками, она доберется до места куда быстрее, чем он шел сюда, и все же это дополнительное время. И все это время Джим не будет знать, что спасение близко. В любую минуту он может пустить себе пулю в висок или просто перестать цепляться за жизнь…

Дик постарался трезво оценить свои силы. Сможет ли он вернуться, ободрить Джима и проделать потом весь путь до поселка? Ведь это почти вчетверо больше, чем он прошел с момента расставания со своим товарищем. Правда, теперь ему нет нужды экономить остатки еды. И он пойдет налегке, оставив рюкзак на перевале. И пурга, считай, кончилась. И, главное, он будет знать, что поселок рядом!

Дик доел сухари. Однако, если он все же переоценивает себя, погибнут они оба… Но, в крайнем случае, можно будет провести еще одну ночь у костра, а утром он со свежими силами двинется в путь.

Он бросил последний взгляд на огни поселка и двинулся вспять по своим еще не занесенным снегом следам.

Идти под уклон было довольно легко, но спуск скоро кончился. Дик на какое-то время закрыл на ходу глаза; он не раз пользовался во время долгого пути этим приемом, давая организму самому настроиться на оптимальный темп. Он дышал ровно и размеренно, не позволяя сердцу сорваться в сумасшедший галоп, после которого по телу разольется ватная слабость, и не останется ничего другого, кроме как упасть в снег. Ветер почти стих, и мороз уже не обжигал, а слегка пощипывал.

И все же его ноги гудели от усталости, а в правой икре еще жила болезненная память о судороге. Дик знал, как опасно выбиться из сил, но старался держать темп. Пусть даже он не сможет идти обратно, и ему придется провести еще одну ночь под открытым небом теперь, когда огни поселка скрылись из виду, эта мысль уже не казалась такой непереносимой, как в первый момент; зато каждая минута промедления сейчас отнимает шансы у Джима. Дик гнал от себя мысль, что Джим, вероятно, уже мертв, и все его усилия напрасны.

Он думал, что найдет место, где выбросил золото Джима, но то ли там уже все замело, то ли он все же отклонился от первоначального пути. Своих следов, во всяком случае, он больше уже не видел. Но в общем направлении он был уверен и продолжал брести вперед по глубокому снегу, вынужденный, однако, останавливаться все чаще.

По его расчетам, их последняя совместная стоянка должна была быть уже где-то поблизости. Дик всматривался в темноту, надеясь различить огонек костра. Но тьма оставалась непроницаемой.

— Джим! — крикнул Дик и остановился, прислушиваясь. — Джим!

Тихо падали снежинки. Откуда-то очень издалека донесся волчий вой.

«Плохо, — думал Дик. — Если нет костра, он наверняка замерз.»

— Джи-и-и-м! — крикнул он еще громче и закашлялся.

Какой-то звук вывел Джима из забытья. Он шевельнулся в своем сугробе; снег посыпался на его лицо. «Джи-и-м!» — кричал кто-то в отдалении.

«Это он, — понял Джим. — Он вернулся».

Он неуклюже шевельнул рукой, отгребая снег в сторону; мышцы повиновались с трудом — холод уже слишком глубоко проник в тело. «Сейчас бы виски, — подумал Джим, — хотя бы один глоток».

Он нашарил револьвер, затем стянул зубами рукавицу и подул на пальцы. Бесполезно — они ничего не чувствовали. Он не сможет взять оружие, не сможет нажать на спуск… Он еще беспомощней, чем младенец. Горячие слезы острой жалости к себе покатились по его обмороженным щекам.

«Джим!» — донеслось уже ближе. Теперь старый золотоискатель увидел Дика. Увидел темную фигурку на фоне снега, пока еще далекую. Джим попытался потереть пальцы снегом, потом упер их в меховой бок своей парки, заставляя согнуться. У него было ощущение, что сейчас они хрустнут и отвалятся, словно сосульки; но этого не произошло. Пальцы послушно согнулись, словно резиновые; он по-прежнему не чувствовал их. Но теперь у него зародилась надежда. Он то тер пальцы о мех, то заставлял их сгибаться, то дул на них; и вот, наконец, их пронзили первые иглы боли. Джим закусил губу, когда горячая волна разлилась по его, казалось бы, уже омертвевшей кисти; пальцы, все еще слабые и неуклюжие, обняли рукоятку револьвера.

«Джим!» — еще раз позвал Дик, окончательно теряя надежду. Теперь он находился в каких-нибудь шестидесяти ярдах от своего компаньона, но по-прежнему не видел его, занесенного снегом.

«Явился, Дикки, — думал Джим, переворачиваясь в сугробе на живот и занимая более удобную позицию. — Тебе мало того, что ты бросил меня подыхать. Мало того, что объедал меня. Теперь ты вернулся, чтобы отобрать у меня последнее? Тебе стало жалко трех спичек и горстки муки? Ты решил забрать и это… а заодно убедиться, что я действительно подох и не приду требовать мое золото. Ты думаешь, я такой дурак, чтобы откликнуться? Нет, Дикки, это я раньше был дураком, когда верил тебе… Ну иди, иди сюда, Дикки-птичка.»