Дино Буццати - Король в Хорм Эль-Хагаре Страница 3

- ...начит... ца... одили... шивать... вета... ми? - наконец спросил он недоверчивым тоном.

- Господин граф интересуется, приходили ли цари спрашивать совета сами, - перевел барон, догадываясь, что Леклерк не разобрал ни слова.

- Вот именно, - с довольным видом подтвердил археолог, бог Тот, во всяком случае, так говорят, отвечал... А вот здесь, в глубине, стена, о которой я вам говорил... Вы первые видите ее...

И Леклерк, сделав широкий, немного театральный жест рукой, вновь замер, к чему-то прислушиваясь.

Все невольно умолкли. Вокруг вновь слышалось таинственное шуршание, какой-то странный шорох, точно минувшие века медленно осаждали раскопанное погребение, пытаясь опять засыпать его песком.

Солнечные лучи, падавшие прежде косо, спускались теперь почти отвесно, параллельно ребрам колонн и пилонов, но стали не так ослепительно ярки, словно небо затянуло облаками.

Не успел Леклерк начать объяснения, как барон поднес руку к самым глазам и посмотрел на часы: половина одиннадцатого. Жара становилась невыносимой.

- Быть может, я вас немного задержал, господа? - любезно спросил Леклерк. - Я распорядился приготовить завтрак к половине двенадцатого...

- Завтрак? - обращаясь к Фантину, переспросил граф довольно сухо и наконец-то вполне отчетливо. - Но ведь нам в одиннадцать надо ехать... самое позднее, самое позднее...

- Значит, вы не окажете мне чести? - огорченно спросил Леклерк.

Барон облек отказ в возможно более дипломатическую форму:

- Мы поистине вам очень благодарны... глубоко тронуты... но ранее принятые обязательства...

Египтолог неохотно сократил свои объяснения, пропуская многие в высшей степени важные и дорогие его сердцу подробности. И вот прежним путем они двинулись назад. Солнце скрылось, небо затянуло красноватой мглой, раскаленное марево неподвижно застыло, словно перед какой-то страшной катастрофой.

Вдруг граф прошептал что-то Фантину, и тот, оставив его, пошел вперед. Леклерк, полагая, что старик хочет на минуту задержаться, тоже прибавил шаг и вслед за Фантином направился к выходу. Граф остался один среди древних статуй.

Выйдя из храма, Леклерк остановился и поглядел на небо: какого странного оно было цвета! В эту минуту на руку ему упала капля - пошел дождь.

- Дождь! - воскликнул он. - Вот уже три года, как здесь не было дождя, ни капли влаги... В далекие времена это считалось дурным предзнаменованием. Если шел дождь, фараоны откладывали походы, не начинали никакого дела...

Леклерк обернулся, чтобы сообщить удивительную новость графу. Но граф Мандранико еще не вышел из храма: он стоял перед статуей Тота и что-то говорил. Голос его не долетал до Леклерка, но археолог отчетливо видел, как граф забавно, точно черепаха, открывает и закрывает рот.

Разговаривал ли граф сам с собой? Или действительно вопрошал божество подобно древним фараонам? Но о чем? Для него не было больше ни войн, которые он мог бы вести, ни законов, которые он мог бы обнародовать, ни планов на будущее, ему даже не о чем было мечтать. Королевство его осталось далеко за морями и было для него навсегда потеряно. Все хорошее и все плохое в жизни истрачено до конца. Он мог рассчитывать только на какие-то несколько лишних месяцев или лет жизни последний короткий отрезок долгого пути. Откуда же эта настойчивость, как осмеливается он испытывать терпение богов? Или он совсем выжил из ума - просто забыл обо всем случившемся и вообразил, что ЖИВЕТ в добрые старые времена? А может быть, он вздумал пошутить? Нет, вряд ли - не такой он человек.

- Господин граф! - окликнул его Леклерк, внезапно охваченный каким-то смутным беспокойством. - Господин граф, мы здесь... Пошел дождь...

Слишком поздно. Внутри храма раздался ужасающий грохот. Леклерк побледнел, барон Фантин инстинктивно отступил на шаг назад, у молодого человека выпал из рук белый портфель. Неожиданно дождь прекратился.

Грохот, раздавшийся в храме бога Тота, напоминал стук катящихся деревянных бревен или зловещий бой барабанов. А потом он перешел в хриплый вой, в котором чудились какие-то невнятные слова, слышались душераздирающие жалобные вопли, напоминавшие крики рожающих верблюдиц. Кровь стыла в жилах от этих звуков.

Граф Мандранико стоял неподвижно, уставившись прямо перед собой. Он, по-видимому, не собирался бежать и даже ни на шаг не подался назад. Божество, казалось, скалило зубы: обломки его клюва свирепо открывались и закрывались, и это выглядело особенно страшным потому, что туловище статуи было недвижимо, безжизненно. Из клюва выходил голос.

Истукан говорил. Его глухие проклятия - ибо издаваемые им звуки казались именно проклятиями - зловеще разносились в тишине храма.

Леклерк был не в силах двинуться с места - сердце его сжимал смертельный ужас. А что же граф? Как он это выносит? Но, быть может... ведь он тоже монарх, не потому ли не боится он испепеляющего глагола богов, как и погребенные здесь фараоны?

Голос, то усиливаясь, то затихая, перешел теперь в бормотание и постепенно совсем умолк; наступила гнетущая тишина. Только тогда старый граф встрепенулся и пошел осторожными шажками к застывшему в ужасе Леклерку. Кивая головой в знак одобрения, старик говорил:

- Изумительно... Поистине гениально... жаль, что пружина, наверное, сломалась... адо... лать... том... щение...

На этот раз барон, однако, не поспешил прийти на помощь, и последние слова, которые пролепетал старый граф, так и остались без перевода. Барон тоже хранил молчание; и его изумил этот черствый старик, глухой к тайнам жизни и такой жалкий: он даже не понял, что с ним говорило божество.

- Но, ради всего святого... - произнес наконец Леклерк чуть ли не умоляюще. - Разве вы не слышали?

Старый король надменно задрал голову.

- Упости! Упости!

И потом, неожиданно нахмурясь, добавил:

- Машина отова? Уже оздно... оздно... Фантин, что вы там делаете?

Граф казался рассерженным.

Леклерк, сдержавшись, пристально смотрел на него со странным чувством - не то изумления, не то ненависти. Вдруг хор испуганных голосов прорезал тишину. Вопли неслись с самого края площадки, где работали феллахи, - видимо, они обезумели от ужаса. Со стороны храма сломя голову бежал и что-то кричал помощник Леклерка.

- Что он кричит? Что случилось? - встревоженно спросил Фантин.

- Обвал, - перевел молодой Кристани. - Засыпало одного из феллахов.

Леклерк сжал кулаки. Почему этот иностранец не уезжает? Неужели ему все еще мало? Зачем ему понадобилось воскрешать колдовские чары, которые оставались погребенными целые тысячелетия?

Однако граф Мандранико уже собрался уезжатьволоча ногу, он поднимался к ним по откосу. И в эту минуту Леклерк заметил, что все кругом, начиная с выжженных склонов раскопа, шевелится. Пустыня пришла в движение. Там и здесь, словно осторожные животные, бесшумно двигались небольшие оползни. По оврагам, канавам, ямам, с уступа на уступ, то приостанавливаясь, то вновь продолжая свое движение, они со всех сторон ползли вниз, сжимая кольцо вокруг раскопанного храма. И ни дуновения, ни ветерка в неподвижном воздухе... Шум включенного автомобильного мотора на несколько минут вернул к реальной действительности. Прощание и изъявления благодарности были официально сухи. Граф оставался невозмутимым, но явно торопился. Он не спросил, почему кричали феллахи, не взглянул на пески, не поинтересовался, отчего так бледен Леклерк. Машина выехала за ограду, прошелестела по шоссе меж воронок песка и пыли и скрылась из виду.