Кейт Лаумер - День птеранодона Страница 3

— Дым?

— Ни малейшего следа.

Толстяк Льюис горестно вздохнул. Конец кишки в его руках печально поник.

— Ясно.

— Вот те на!

— Ну что ж, ребята, сворачивай! — Чертыхаясь, толстяк Льюис развернулся вполоборота к машине огненно-красного цвета. Но не успел он пробежать и трех шагов, как один из пожарников второго отряда вдруг истошно завопил:

— Эй, капитан! Это же… как его… ну, дракон ведь! А может быть, он сейчас как жахнет пламенем. Они же огнедышащие, знаете ли!

Толстяк Льюис остановился как вкопанный, и на его лице расцвела полная очарования улыбка.

— Разворачивай, парни! — радостно встрепенулся он.

Пока Кили, не щадя сил, тянул на себя — в надежде ее оборвать — золотую цепь с диском на конце, около него остановились два кудлатых парня в толстых очках и начали увлеченно тыкать пальцами в голову испустившего дух летающего пресмыкающегося.

— Самое большое отличие черепа птеродактиля и птицы состоит в том, каким образом скуловая кость разрастается вдоль туловища по обе стороны, — авторитетно заявил один из них.

— У него ненормально большие ноздри, — подхватил второй. — А не может это быть диморфодон?

— Не пори чушь, Тренчард, — живо возразил первый. — Ни малейшего сходства!

Глаза Тренчарда полыхнули гневом, он закусил губу.

— Черт побери, Гойлви! Но вы же сами сказали, что этот вид не может так много весить. И вы оторвали меня от стойки, где я не доел приличный кусок превосходного пирога с рыбой, и привели меня сюда только ради того, чтобы обсудить эту проблему. Понятия не имею, должен ли он быть настолько крупным по своим размерам, и не ведаю, почему он такой вымахал… Зато твердо знаю, что не люблю, когда вы разговариваете со мной как с каким-то сопляком. И ваш служебный стаж не дает вам в этом смысле никакого права так поступать со мной!

Несколько ярых защитников гражданских свобод, привлеченные необычным шумом, тут же приняли решение отказаться от своих попыток проникнуть по какому-то дежурному поводу на стоянку для автомашин, и, мгновенно интерпретировав на свой лад все то, что происходило на перекрестке, как по команде, повытаскивали свои фломастеры и чистые листы, мигом сочинив новые лозунги. Они образовали живое кольцо вокруг трупа ящера и начали торжественно ходить вокруг него, размахивая транспарантами, на которых крупными буквами было выведено: «Он умер во имя нас!», «Не оставьте его неотомщенным!» и «Общество требует объяснений». «За что?».

— Слушай, да он, кажется, сдох, — прошептала секретарша, вышагивая рядом с подружкой по направлению к Саксу.

— О! Это напомнило мне о том, что следует непременно записаться на прием к зубному врачу, — прощебетала та.

Представитель профсоюза рабочих-мусорщиков, посланный своими разгневанными товарищами разобраться в ситуации на месте, рассвирепел при виде открывшейся ему картины.

— Разумеется, мы и пальцем не пошевелим, — заявил он представителям печати. — И он будет тут полеживать до тех пор, пока все не перемерзнут в аду! Если эти коррумпированные с левацкими заскоками городские власти вздумают жировать за наш счет, упиваться кровью, потом и слезами трудящихся триста тридцать седьмой секции объединенного профсоюза американских мусорщиков, то это только благодаря тому, что там появился новичок по имени Фотной, повторяю по буквам…

У двух сотрудников ЦРУ кончились все запасы пленки.

Скрытый фотоаппарат первого жалобно щелкнул впустую, в то время как мини-магнитофон, закамуфлированный в шляпу второго, стал раскручиваться вхолостую. Тайно встретившись на уровне брюха птеранодона, они поспешно сверили свои записи.

— Маоист?

— Сомневаюсь. Сторонник Кастро?

— Возможно. Ты уже сумел связаться с конторой?

— Нет, что-то забарахлила техника.

— Может, специально вывели из строя?

— Не исключено. Маоисты?

— Сомневаюсь. Русские?

— Вполне вероятно.

Кили упорно трудился, пытаясь так или иначе вырвать золотой диск из-под исполинской головы. Но едва в этом деле наметились кое-какие успехи, как его решительно потеснили в сторону фотограф, три манекенщицы и главный редактор известного женского журнала, затеяв съемку девиц на голове монстра.

— Мэдди, примите горестный вид, — потребовал фотограф, аскетического вида изящный мужчина в велюровой пилотке белого цвета солдата австралийской армии. Манекенщица изобразила неизбывную печаль.

— Нет! Нет! Еще круче! Чтобы это звучало набатом для всего человечества, дорогая! — добивался своего требовательный фотограф.

Мэдди стала еще безутешней. Она пустила слезу.

— А теперь, дорогая, выдвините несколько вперед бедро! Перекуем эту вселенскую грусть в бесстрашный вызов пуританству, навевая поистине шаловливые мысли, которые в состоянии породить у современной женщины штанишки — последний крик моды!

«Пора возвращаться!» — подумал водитель такси и, молниеносно обогнув крыло твари, газанул вдоль авеню.

Где-то колокольчиками смеялись дети, благоухал летними запахами легкий ветерок. Но были и иные взгляды на жизнь.

— Боже! Я не в силах выносить эту вонь! — патетически воскликнула какая-то женщина, выглянувшая в окно седьмого этажа, где размещалось бюро по трудоустройству.

Семнадцать моряков с японского грозового судна, сошедшие тому три дня на берег в Нью-Йорке, присели на корточки в месте стыковки крыла птеранодона с его туловищем и сфотографировались «лейками» на память с околевшим страшилищем; некоторые из них произнесли при этом что-то вроде «Родан». Но никто и ухом не повел.

Кто-то умудрился в спешке нашлепать на кожаном панцире животного листовки с призывом голосовать за кандидатуру Роджера Скарпенетти на пост главы местной районной администрации.

Продавец носков — второй сорт! — прошвырнулся вдоль всего туловища уродины, от самого хвоста до головы, нахваливая свой товар, и сумел выручить за свое барахло чуть ли не четыре доллара.

Трое индейцев племени кауньявага с судками в руках плавной, слегка покачивающейся, походкой потомков самых благородных из этих благородных туземцев пересекли Сорок восьмую улицу по направлению к Сити. Они возвращались домой на метро, намереваясь спуститься в подземку на углу Сорок восьмой и Таймс— сквер, и топали с той самой стройплощадки между Мэдисон и Сорок восьмой, куда быстренько перед этим смотались четверо лазутчиков грозного Вимми из отряда «Каперов Пелсма». Трое краснокожих, рабочие одной из самых высокооплачиваемых категорий, остановились на пересечении Сорок седьмой и Шестой улиц, помешали содержимое своих судков и почти одновременно цокнули языками.