Алекс Касман - Квантовые следствия Ньютоновской алхимии Страница 3

Поскольку он не взял с меня клятвы хранить молчание, я с чистой совестью трезвонил о наших изысканиях. И поведал своим приятелям в Энн Арборе, что доктор Штейн вовсе не самый чокнутый из всех, с кем мне доводилось встречаться. Что же касается работы, то я рассказал им, что он часто дает мне для решения довольно специфичные проблемы Римана-Гильберта. И всегда очень благожелателен, когда мне удается найти решение относительно быстро. Но я понятия не имею, что он делает с моими решениями или как это связано с химией.

На нашем первом официальном свидании мы с Бекой пошли в «Мичиганский театр» смотреть «Как украсть миллион» с Одри Хепберн. Места у нас были прямо перед органом, и примерно на середине фильма ее колено слегка прижалось к моему, да так там и осталось.

Все шло отлично. Но потом, когда мы пили кофе, она снова начала расспрашивать меня о работе. Она задавала те же вопросы, что и на пикнике в прошлом месяце, и я выдал ей те же ответы. Я решил, что будет очень романтично спросить, почему меня должен волновать Франклин Штейн и его микроинститут, когда я могу думать только о ней. Она не ответила.

* * *

В следующий раз, когда доктор Штейн просматривал мое очередное решение, расспрашивая о деталях, я решил действовать.

- Выглядит неплохо, - говорил он. - Да, очень неплохо. Думаю, мы теперь уже совсем близки к нашей цели, парень. И уже скоро все увидят, что я, оказывается, не совсем чокнутный. Только один вопрос: эти ветви обрезаются после разветвления вдоль…

Я его почти не слушал, разглядывая через его плечо листок бумаги с текущими записями. Ниже результатов комплексного анализа я увидел записанное большими символами выражение:

ffO.+0(o/) ~h+0(о^)

«Это что, астрология?» - подумал я.

- А какова наша цель, Фрэнк? - почти выкрикнул я. До сих пор я ни разу не называл его по имени, поэтому он сразу понял, что я раздражен.

- Я скажу, сынок. - Он произнес это спокойно, что подчеркнуло мое возбуждение. - Ты умен и сможешь понять важность этой работы лучше, чем многие из прогрессоров. Но сперва ответь: ты уверен, что хочешь этого?

Проигнорировав его вежливый ответ, я продолжал выкрикивать то, о чем уже давно думал:

- Знаете, в колледже я прослушал курсы квантовой физики и химии. Прежде чем приехать сюда, я прочел несколько статей по квантовой химии. И никогда не встречал в них проблем Римана-Гильберта. Вы вообще хоть что-нибудь делаете с ответами, которые я вам даю, или просто уходите и возвращаетесь с новой проблемой? Может, я тут просто трачу время?

- Мы время зря не тратим. Мы здесь занимаемся чрезвычайно важной работой, Игорь. Немного истории поможет тебе это понять. - И он произнес низким, почти рокочущим голосом: - Через несколько сотен лет мечта Исаака Ньютона осуществляется. Складывая кусочки науки с осколочками этой теории, мы возрождаем величайшее достижение всех времен, которое умерло медленной и мучительной смертью из-за пренебрежения и непонимания.

Думаю, он бы еще долго декламировал, если бы я не прервал его ехидным вопросом:

- Что? Исаак Ньютон занимался квантовой химией?

- Фактически, да. Я считаю, что Исаак Ньютон изобрел квантовую химию. Конечно, сам он ее так не называл.

Я ждал продолжения, но, очевидно, настала моя очередь что-то сказать. Поэтому, выдержав паузу, я исполнил его желание и с нескрываемым скептицизмом осведомился:

- Хорошо, вы выиграли: как Ньютон ее называл?

- Алхимия!

* * *

Я поступил весьма грубо, просто хлопнув дверью и не сказав ни слова, но мне требовалось время, чтобы все это осмыслить.

Алхимия, да? Так вот чем мы занимаемся в институте - превращаем свинец в золото! Я бы здорово смутился, если бы об этом узнали мои друзья в университете. И подозреваю, это не очень-то хорошо смотрелось бы в моей биографии. Интересно, смогу ли я получить работу на факультете математики после того, как целый год занимался колдовством на пару с сумасшедшим?

Но, наверное, за это время я стал хоть немного доверять Штейну.. К тому же он мне нравился. Поэтому я отправился не на вокзал» а в университетскую библиотеку.

Кое-что новое для себя я узнал. Например, Исаак Ньютон действительно занимался алхимией! (Одно очко в пользу Штейна.) А я настолько уважал математические открытия Ньютона, что не мог относиться к нему как к умалишенному. С другой стороны, все прочитанное лишь укрепило мое мнение, что алхимия - ранняя псевдонаука, основанная больше на желаниях, чем на научной строгости. Эксперты сходились в том, что те, кто верил в алхимию в семнадцатом веке, были немного чокнутыми, а любой, кто продолжает верить в нее сейчас, просто сумасшедший. (Значит, счет два-один не в пользу бедняги Штейна.)

В этот момент мне точно следовало бы вернуться в институт, собрать вещи и отправиться домой. Таков и был мой план, но я увидел свет в кабинете Штейна и тихо постучал в дверь.

Похоже, он предугадал мои намерения.

- Не уезжай сейчас, Игорь. Я… мы так близко! - взмолился он.

- Вы можете обойтись и без меня, доктор Штейн. Вы все равно не захотели бы видеть меня здесь, если я в это не верю, так? - Я подумал, что алхимия, подобно гомеопатии и паранормальным способностям, просто не будет работать, если рядом находится скептик.

- Без тебя я могу сделать почти все, и многие годы этим занимался. Но никогда не смогу понять тот нестандартный анализ, которым ты владеешь.

Мне это часто говорили, но я никогда не понимал - почему.

- Это же легко, - заверил я. - Надо лишь притвориться, что существуют реальные числа, которые бесконечно велики или бесконечно малы, а дальше делать обычные расчеты.

- Это легко для тебя! Это твой дар! Я буду чрезвычайно признателен, если ты поделишься со мной своим даром еще один, последний раз. Я действительно считаю, что цель достигнута. Реши эту проблему, и завтра я смогу тебе продемонстрировать, что я на правильном пути.

Жалость не входит в число моих добродетелей, и меня возмутило, что он сыграл на ней. Но его замысел сработал. Я не спал всю ночь, в последний раз выводя для своего наставника комплексные функции с нужными для него прыжками.

Наверное, я выглядел не лучшим образом, когда в половине седьмого утра приплелся на кухню, где Штейн уже ждал меня с кофейником ароматного напитка. Пока я, роняя голову, жевал пончик, он попытался объяснить мне всю идею.

- Что сделал Ньютон, прежде чем обратился к алхимии? - риторически вопросил он. - Вывел формулы, описывающие движение материи в поле гравитации, и пришел к пониманию волновой природы света. А затем совершил прыжок настолько большой, что никто из современников не смог его понять: все это объединил.