Янчо Чолаков - Золотой демон Страница 3

— Что мне делать? — лихорадочно растряс его де Грамон.

— Прыгай за борт, у тебя все еще есть шанс!

Франциск, называемый Шигизола, слушал ошеломленный этот невероятный диалог, который по логике материального мира должен был быть совсем невозможным. Он даже поднял зажженный фонарь, чтобы увериться, что ему это не снится.

Мрак ночи над ними уже растаял — одна обыкновенная ночь на корабле конца XVII века, в океане, почти лишенном волнения, предрасполагающего к морской болезни.

Де Грамон разбежался, чтобы переброситься через релинг, но внезапно остановился.

— Зачем мне прыгать? Сейчас — ночью… Может быть…

— Не может! — отсекла золотая голова. — Какой-то идиот пробрался в складское помещение с факелами в руках и сейчас, склонившись над мешком с порохом, ломает себе голову над тем, что там в мешке.

Как всегда, Демон предчувствовал безошибочно единственный уместный выход для спасения шкуры. Де Грамон перекинулся через перила и бухнулся в пену темно-синей бездны. Поплыл энергично. Плыл и плыл в забвении…

За его спиной «Портар» взорвался, вода забурлила и заклокотала в корабельном трюме. Гыл-гыл-гыл…

Грамон вдруг почувствовал, что он один в океане. «Ты не один!» — прошептал ему тихий голос.

Он дотронулся до своей одежды, стуча от холода зубами. Череп Демона, или скорее — весь Демон, — исчез.

— Эй, где ты? — закричал Грамон как безумный.

— Я здесь, не кричи! — приструнил его Демон, который, выпав из кармана, погружался вниз. — Ты плаваешь медленно как лягушка, я должен тебе сказать, что Ле Буш не был предводителем бунта, а…

Грамон не услышал конец его слов, потому что увидел акулу. Это была большая, белая, хорошо упитанная акула.

— Демон! — закричал он, захлебываясь ужасом. — Скажи мне самое разумное возможное решение!

— Поверни обратно и плыви! — посоветовал ему отвечающий, который продолжал тонуть. Его слова долетали едва-едва.

— Она меня схватит! — размахивал бешено руками и ногами де Грамон.

— Это так, — ответила ему из небытия золотая голова. — Вот мы и пришли к той ситуации, когда не может помочь и самое правильное решение в мире. Один совет, если хочешь прожить дольше, не прекращай плыть! Ты слышишь меня?

Грамон бросил беглый взгляд назад. Зубы акулы были изрядно оскалены и блестели. Хорошие, крупные зубы, какие имеет в соответствии со своими природными нуждами каждый проголодавшийся хищник.

На портовом причале Порт-о-Пренс гудел народ, собравшийся поприветствовать нового губернатора де Грамона. Когда-то — давно, очень давно, — здесь воздвигались храмы дикарей. На их останках раса победителей построила эту чудесную пристань с запахом водорослей и рыбы, которой сегодняшние местные жители питались.

Постепенно жара усилилась, стала невыносимой. Поникли даже крупные листья на лиловеющем небесном фоне. Гомон стих. Встречающие ждали, наряженные в свои единственные праздничные одежды, и повторяли вслух слова, которые должны были прокричать: «Да здравствует королевский губернатор! Слава!»

Они простояли три часа и разошлись. С тем же успехом они могли бы прождать в забытье три дня, три месяца или триста лет. Никто из них не заметил, как недалеко от причала волны плавно вытолкнули в мелкие зерна серого песка маленького идола, желтого цвета. Статуэтку, может быть, или голову фигуры.

Сначала она торчала, воткнутая, вверх тормашками, с миниатюрными смешными ножками, торчащими вверх. Немного позже идол плавно обернулся, поднялся на ноги и отправился к самой близкой пещере. Он был слишком мелким или, может быть, жители города, смотрящие с крепостных стен и собравшиеся на причале, были слишком заняты — они так и не смогли его увидеть, хотя он все еще находился в их поле зрения.

В конце концов, идол уменьшился, удалился и исчез. За миг до того, как свернуть по пляжной косе, он посмотрел вверх, рассмотрел экзотический горизонт, который образовывали устремившиеся высоко вверх пальмы и жаркое солнце, расположившееся над ними, после чего вздохнул:

— Ох! Клянусь твоей бородой, Кецалькоатль, и твоей, Уицилопочтли, и в этот раз мы обманули христиан!

Потом снова зашагал вперед и потерялся совсем за бескрайней песчаной линией.