Харлан Эллисон - Дрейфуя у островков Лангерганса: 38°54′ северной широты, 77°00′73″ западной долготы Страница 3

— Завтра здесь может оказаться самый обычный туалет.

— В самое яблочко.

— Пошли, Сьюзан. И принесите мне стакан апельсинового сока.

Талбо последовал за секретаршей по коридору, расположенному в дальнем конце приёмной. Раньше он его не заметил. Секретарша остановилась возле какой-то двери, открыла её перед Талбо. В маленькой комнатке стояли секретер и удобное кресло. Приглушенно звучала какая-то музыкальная запись.

— Я схожу за апельсиновым соком, — сказала секретарша.

Талбо вошёл и уселся у секретера. Прошло довольно много времени, прежде чем он написал на листке бумаги пять слов.

Два месяца спустя, после нескончаемого потока молчаливых посыльных, которые приносили на утверждение черновые проекты договора, потом приходили снова, чтобы забрать уточнённый вариант, возвращались с контрпредложениями, опять уходили с переработанными вариантами, снова приходили наконец с подписанным Деметром окончательным договором и ждали, пока Талбо изучал и подписывал этот окончательный вариант — два месяца спустя последний, немой посланник принес карту. Талбо проследил, чтобы финальная выплата «Консультационной службе» была произведена в тот же самый день, и больше не пытался понять, в чём заключается ценность пятнадцати вагонов кукурузы — выращенной так, как это делают только зуни[4].

Два дня спустя он прочитал небольшую заметку в «Нью-Йорк Таймс», в которой сообщалось, что из железнодорожного тупика неподалеку от Альбукерке таинственным образом исчезли пятнадцать вагонов с фермерской продукцией. Начато официальное расследование.

Карта была очень подробной и казалась точной.

Талбо потратил несколько дней на изучение «Анатомии» Грэя, а когда убедился в том, что Деметр и его компания честно заработали те безумные деньги, что он им заплатил, сделал междугородный звонок. Телефонистка дальней связи переключила его на внутреннюю, и он стал ждать, предварительно подробно объяснив, что ему требуется, — в трубке потрескивали разряды статического электричества. Талбо настоял на том, чтобы в Будапеште, на другом конце провода, прозвучало ровно двадцать гудков, вдвое больше, чем оператор имел право предоставить одному клиенту. Трубку взяли на двадцать первый гудок. Каким-то чудом пропал фоновый шум, и Талбо услышал голос Виктора, да так чётко, точно тот был с ним в одной комнате.

— Да! Алло! — Нетерпеливый, как всегда сердитый голос.

— Виктор… это Ларри Талбо.

— Ты откуда звонишь?

— Из Штатов. Как ты?

— Занят. Тебе чего?

— У меня есть один проект. Я хочу нанять тебя и твою лабораторию для его выполнения.

— Об этом забудь. Я подошёл к завершающей стадии своей работы и никому не позволю мне мешать.

Талбо понял, что Виктор сейчас повесит трубку.

Он быстро проговорил:

— Сколько тебе нужно времени?

— Для чего?

— До окончания работ.

— Примерно ещё шесть месяцев, восемь или десять — если что-нибудь пойдёт не так.

Я же сказал: забудь, Ларри. Меня нет.

— Давай хотя бы поговорим.

— Нет.

— Я ошибаюсь, Виктор, или ты мне кое-что должен?

— Ты вспомнил о долгах после стольких лет?

— Долги вызревают с годами.

Наступило долгое молчание, Талбо слушал мёртвую тишину. В какой-то момент он даже подумал, что Виктор положил трубку. Наконец:

— Ладно, Ларри. Поговорим. Только тебе придётся приехать; я слишком занят, чтобы тратить время на самолёты.

— Прекрасно. У меня полно свободного времени. — Короткое молчание. А потом он добавил: — У меня нет ничего, кроме свободного времени.

— После полнолуния, Ларри. — Виктор произнёс это, старательно выделяя каждое слово.

— Естественно. Встретимся там, где в прошлый раз, в то же самое время, тридцатого числа. Помнишь?

— Я помню. Хорошо.

— Спасибо. Я очень тебе признателен.

Ответа не последовало.

— Как твой отец? — мягко спросил Талбо.

— До свидания, Ларри, — ответил Виктор и повесил трубку.

Они встретились тридцатого числа, в безлунную ночь, на барже с мертвецами, которая курсировала между Будой и Пештом. Ночь выдалась подходящей: пронизывающий холодный туман, словно трепещущее покрывало, ниспадал на Дунай.

Старые приятели пожали друг другу руки, спрятавшись за дешёвые деревянные гробы, и, поколебавшись несколько секунд, всё-таки обнялись, точно братья. Баржу освещал тусклый старый фонарь и ещё несколько бортовых огней, в их свете улыбка на лице Талбо казалась напряжённой. Он сказал:

— Ладно, давай выкладывай, ждать больше нечего.

Виктор ухмыльнулся и зловеще прошептал:

И даже тот, кто сердцем чист

И вознесёт пред сном молитву,

Вдруг станет волком, если ярость его погубит душу,

И серп луны в осеннем небе засияет.

Талбо поморщился:

— И другие песни из того же альбома.

— Ты по-прежнему возносишь молитвы пред сном?

— Перестал, когда понял, что это не помогает.

— Понятно. Мы что, забрались сюда, чтобы заработать воспаление легких, обсуждая рифмы?

На измученном лице Талбо появилось грустное выражение:

— Мне нужна твоя помощь, Виктор.

— Я готов тебя выслушать, Ларри. Но сомневаюсь, что смогу сделать что-нибудь ещё.

Талбо обдумал его слова и сказал:

— Три месяца назад я обратил внимание на объявление в «Форбсе», это журнал для бизнесменов. «Консультационная служба». Всё было сформулировано весьма хитроумно, очень сдержанно, мелким шрифтом напечатано в месте, которое не сразу бросается в глаза. Понятно только тому, кто знает, как прочитать. Не стану тратить время на ненужные подробности, но дальше всё было следующим образом: я ответил на это объявление, осторожно, но так, чтобы они смогли меня понять, намекнул на свои проблемы. Упомянул солидные деньги. Я надеялся. Так вот, у меня получилось. Они прислали письмо, в котором назначили встречу. Я подумал, что это вполне может оказаться ещё одним пустым, ложным следом… Одному Богу известно, сколько их уже было.

Виктор закурил «Чёрно-золотые собрани», и едкий дым поплыл в туманную ночь.

— Но ты всё равно пошёл.

— Пошёл. Очень необычный внешний вид, сложная система безопасности; у меня возникло ощущение, почти уверенность, что они прибыли, ну… не знаю, откуда или из какого времени…

Неожиданно во взгляде Виктора появился живой интерес.

— Ты сказал «из какого времени»? Путешественники во времени?

— Понятия не имею.

— Любопытно, я всё время предполагал, что такое должно когда-нибудь случиться.