Владимир Венгловский - Нельзя бежать с Колымы Страница 3

Он жил в старом доме с заброшенным садом. Лучи вечернего солнца скрывались за ветками с набухшими почками – яблони скоро расцветут, и сад утонет в россыпи белых пятен. Но яблоки родятся маленькими зелеными и кислыми – Гируля приносил их на службу, угощая всех.

Уже подходя к двери, я увидел на ней свежий знак – зеленый отпечаток ладони. Краска, невидимая простым людям, означала, что ночью в этот дом придет смерть. Но нет – я появлюсь раньше.

Как говорил напоследок Шпрот – сейчас, как и прежде, но по-другому. Сейчас сексоты это делают не по своей воле.

«Поставь метку, куда сам хочешь, – и они придут уже за тобой».

Шпрот смертельно боялся, до дрожи в ногах, идущей за ним тьмы.

«Каждый вечер, Раймонд, я выхожу из дома. Иду, но не понимаю куда. Вижу, что делаю, но не понимаю, зачем. А тени идут за мной. Ты их чувствуешь всей спиной. И после того, как ты выполнил план – пять, десять меток, сколько укажут, к тебе возвращается сознание. Водка дает немного забытья, заглушая раскаянье. Веришь, я хранил пистолет для себя. Порой хотелось сунуть ствол в рот и закончить мучения. Хорошо, что я отдал его тебе».

– Кто там? – раздался из-за двери старушечий голос.

– К Александру, – сказал я. – Он дома?

За дверью помолчали, затем скрипнули петли, и дверь открылась.

– Рома? Ты? – спросила Аделаида Сергеевна, подняла лорнет и посмотрела на меня сквозь потрескавшиеся стекла.

Годы не пощадили мать Гирули. Совершено седые пряди скалывал гребень. Лицо, со следами печали, покрывали морщины. А когда-то красавица-певица кружила голову завидным женихам.

Ей, как и своему начальнику, я позволял называть себя Романом.

– Зачем ты пришел? Хочешь убить Сашу?

Тяжелый пистолет оттягивал карман. Глупо. Я не думал, что мать предателя еще жива.

– Ты опоздал, – сказала она. – Заходи.

Я прошел следом за ней в полутемное помещение. Одинокая лампочка освещала комнату, пропитанную воспоминаниями. У абажура билась моль, и тень от ее крыльев блуждала по комнате. На серванте стояла фотография с черной траурной лентой. Я взял ее, рассматривая конопатое улыбающееся лицо.

– Он сгорел восемь лет назад, – глядя в пол, сказала Аделаида Сергеевна. – Загорелась соседняя школа, и Саша полез спасать детей. Мальчишка, которого он вытащил, приходил ко мне… после… дважды. А потом перестал. Там еще девочка была. Вот за ней Саша и вернулся.

Она помолчала и добавила:

– Что теперь, убьешь меня? Кто-то же должен ответить за твои страдания.

Я поставил фотографию на место. Развернулся и пошел к выходу.

– Они всё равно придут за мной, – сказала Аделаида Сергеевна мне в спину.

Я остановился, спросил:

– Вы видите метки?

– Нет, – покачала она головой, – скорее чувствую. Просто знаю, что она там есть. Они ведь тоже ни в чем не виноваты, те, кто придут ночью. От тьмы нельзя так просто избавиться.

– Почему вы не бежите?

– Куда? – Она впервые за наш разговор улыбнулась. – Я слишком стара, чтобы бегать.

Я ушел, не попрощавшись, окунулся в сумрак сада. Остановился возле яблони, провел ладонью по шершавому стволу. Над головой сквозь решетку из веток светили звезды.

Три друга мои погибли.Больной, исхудалый священник,Хоть гнали его от вахты,Читал над ними псалтырь.Он говорил: «Их душиСкоро предстанут пред Богом.И будут они на Небе,Как мученики – в раю».

Сарыч решил бежать вместе с нами. Он теперь жил при начальнике, и его не посылали в наряды. Но Сарыч всё равно находил возможность изредка со мной обмолвиться несколькими фразами.

– Глупо, – сказал я. – Вы не сможете.

– Не тебе решать, – ответил Сарыч. – Каждый сам себе хозяин, даже здесь.

– А как же предназначение, Иван Алексеевич? Вы же говорили, что оно есть у каждого. Разве не оно определяет судьбу?

– Откуда ты знаешь, в чем оно заключается для меня? Возможно, однажды спасти такого, как ты?

– Я того не стою.

Сарыч не стал спорить, лишь сказал:

– Каждый для чего-то предназначен в этой жизни. Бывает, что цель настолько сильна, что возвращает людей с того света. Правда, сейчас всё больше попадают к тьме, от которой нельзя убежать.

Мы собирались бежать вчетвером – я, Сарыч, Николай Коваленко – молодой бухгалтер из Ростова, наивный, будто до сих пор не верящий в то, что осужден, и Андрей Волков – коренной камчадал, взятый за кражу.

«Я вас провести, – говорил он, изображая руками, как мы будем пробираться через болота и бурелом. – Мы пойти к чукчам-оленеводам. Они помогут».

Надо было идти через пролив в Америку, но мы по глупости надеялись на своего проводника. Впрочем, результат в любом случае был предсказуемым – с Колымы нельзя убежать. Холод и отсутствие еды, когда питаешься травой, ловишь мышей и бурундуков, усталость и облавы «летучих отрядов» вохровцев – что-то станет для тебя фатальным. Но страх быть пойманным и вернуться после глотка свободы за колючую проволоку гонит беглецов вперед, заставляя разрывать в ошметки сапоги, ползти на брюхе по чавкающей холодной жиже.

Нас настигли на третий день. Думаю, что заложил оленевод, встретившийся нам по пути. Мы разжились у него банкой тушенки и съели это аппетитное мясо, самое вкусное в моей жизни. А потом мы ушли и на следующий день услышали далекий лай собак. Вохровцы! Сарыч побледнел.

– Там Довбня.

Сначала, когда я попал в лагерь, то думал, что это прозвище белобрысого ефрейтора, но оказалось, что это его фамилия. Довбня с удовольствием ходил в облавы. Пойманный беглец – это премия, внеочередной отпуск, причем вовсе не обязательно брать зека живым, достаточно предъявить его отрубленную кисть. Довбня живыми почти никого не брал. Говорят, что особенно любил травить загнанных зеков собаками.

– Откуда вы знаете, что он там? – спросил я.

– Чувствую.

Мы побежали. Бежали просто от отчаянья, зная, что уже не уйти. Лай приближался. Внезапно Волков развернулся и побежал к преследователям с поднятыми руками.

– Не стреляйте!

Коваленко дернулся, но я схватил его за плечо.

– Пусть идет.

Сарыч тяжело дышал, но старался не отставать от нас. За нашими спинами раздался выстрел и вскрик камчадала. После выстрелы застучали чаще.

На бегу я резанул по запястью острым камнем, который предусмотрительно подобрал на привале. Закапала кровь.

– Не надо, Раймонд, – сказал Сарыч.

Но вокруг меня уже сгустились тени, касались холодными пальцами. Помогите, чего же вы ждете, просил я. Но тени неслышно смеялись. Я бежал, а они летали рядом, смеясь и ожидая поживы.