Александр Казанцев - «На суше и на море» - 75. Фантастика Страница 3

В сотый раз проходя по залу, Детрие вдруг услышал за спиной стук. Он оглянулся и увидел камень. Археолог нагнулся к нему. О боже! На нем зубилом были нацарапаны — кощунственно нацарапаны на бесценной реликвии! — какие-то цифры.

Детрие, возмущенный до глубины души, поднял камень и прочитал: «d = 1,231 меры!»

В «замурованном проеме» стоял сияющий граф де Лейе. Его узкое бледное лицо, казалось, помолодело.

Археолог с упреком протянул к нему камень.

— Ты исцарапал реликвию!

— Иначе мы не смогли бы обедать, — обескураживающе добродушно заявил математик и улыбнулся совсем по-мальчишески.

— Но я не могу проверить эти расчеты, — развел руками Детрие.

— Боюсь, что ты, археолог, не больше древних жрецов разбираешься в аналитической геометрии. Но войдем в склеп, я все написал там на полу. Смотри, обозначим расстояние от точки пересечения тростинок до конца короткой тростинки на дне через г. Теперь представим, что тростинка скользит одним концом по вертикали, а другим — по горизонтали, по дну колодца. Из высшей математики известно, что точка на расстоянии r будет описывать эллипс. Я записал уравнение этого эллипса. Вот оно:

— Теперь все очень просто, — продолжал граф де Лейе. — Нужно решить это уравнение при y = 1 и x = r2 — 1, после преобразований получаем уравнение. Правда, четвертой степени, к сожалению: 5r4 — 20r3 + 20r2 — 16r + 16 = 0. Как тебе нравится? Красивое уравнение?

Детрие почесал затылок, рассматривая формулу на пыльном полу.

— И такие уравнения решали древнеегипетские жрецы?

— Ничего не могу сказать. Совершенная загадка! Формулы для их корней были получены в XVI веке итальянским математиком Феррари, учеником Кордано.

— И ты решил?

— Конечно! Считай меня отныне жрецом бога Ра. Диаметр колодца равен 1,231 метра, то есть меры. Мы не знаем, чему она равна. Дай мне найденные здесь ободы, и я скажу тебе, какова была эта мера, скорее всего длина царского локтя древних египтян.

— Увы, я уже говорил, что ободы не сохранились, так же как и тростинки. Именно поэтому ты не сможешь стать жрецом Ра.

— Как так? — возмутился граф де Лейе.

— В записи сказано, что жрецом станет тот, кто, решив задачу и сообщив ее ответ, выйдет из камеры с тростинками. А где твои тростинки? Какой же ты жрец?

И оба расхохотались.

Проводник уступил свою лошадь археологу, и ученые поехали в ресторан мадам Шико. Но оба были еще во власти далекой эпохи.

— Дорого бы я дал за то, чтобы узнать, — сказал математик, — как они умудрялись три с половиной тысячи лет назад решать уравнения четвертой степени.

Когда жрецы с бритыми головами без париков ввели черноволосого юношу в Зал Стены, его охватил ужас. На гранитной плите грозной преградой встала надпись.

Он постигал жуткий смысл иероглифов, и колени его подгибались. Если бы Прекраснейшая знала, на что он обречен! Своей Божественной властью Она спасла бы его, отвратила бы неизбежность гибели, уготованной ему бессовестными жрецами, обманувшими Ее!..

«Сквозь стену Колодца Лотоса прошли многие, но немногие стали жрецами бога Ра. Думай. Цени свою жизнь. Так советуют тебе жрецы Ра». Совет жрецов! Совет нечестивцев! Удар копьем в спину!

Если бы знала Прекраснейшая о существовании Зала Стены, о Колодце Лотоса, об этой надписи и неизбежной теперь судьбе Ее юного друга, которого через три тысячи ударов сердца заживо замуруют в каменном колодце смерти!..

Юноша тупо смотрел, как жрецы вынимают из стены тяжелые камни, чтобы потом, когда он «пройдет сквозь нее», водворить их на место, отрезав от всего мира, оставив без еды и питья в каменном мешке его, живого, сильного, ловкого, которого любила сама Прекраснейшая, подняв с пыльных плит, когда он целовал следы Ее ног!..

Могла ли подумать Живая Богиня, что жрецы Амона-Ра предадут Ее? Не они ли по воле Ее отца Тутмоса I, после кончины Ее супруга и брата Тутмоса II возложили на голову Прекраснейшей бело-красные короны страны Кемт? Не они ли присвоили Ей мужское имя Видящего Истину Солнца — Маат-ка-Ра, которое не смел произнести вслух ни один смертный? И не они ли отвергли притязания на престол юного мужа Ее дочери, которая при жизни матери не могла наследовать фараонову власть и передать ее супругу? И не жрецы ли Амона-Ра объявили святотатством богослужение жрецов Тота Носатого, провозгласивших этого самозванца фараоном Тутмосом III?

Ужель теперь жрецы Амона-Ра устрашились любви Божественной к низкорожденному, поднятому Ею из праха, в котором надлежало пребывать каждому неджесу или роме,[1] жителю страны Та-Кем?

О чем можно передумать за три тысячи ударов сердца? Какие картины короткой своей жизни снова увидеть?

Дом родителей, простых нечиновных роме, на берегу царицы рек Хапи. Ночи на плоской кровле с любимой звездой Сотис на черном небе. Пыль окраин Белой Стены — Мемфиса, где только улицы перед дворцами и храмами были залиты вавилонской смолой, глушившей стук копыт и шум колес. Тайная дружба с детьми домашних рабов. Рабы в каменоломнях, измученные, безучастные к побоям и окрикам надсмотрщиков. Уединение в заброшенном каменном карьере, где он, еще мальчишка, пробовал высечь голову прекрасной женщины. И когда, уже повзрослевший, способный перегнать любого из эфиопских скороходов, бежавших впереди колесницы властителя, побороть любого из его стражей или соперничать с ваятелем любого храма, он увидел Ее, Прекраснейшую, узнав в ней свою Мечту. Она снизошла до того, чтобы посмотреть игры юношей, и отметила его среди победителей. Он лежал в пыли и надеялся поцеловать след несравненной ноги, изваять которую достоин лишь лучший из оживляющих камень.

Сначала она сделала его своим скороходом. Однажды жрецы Тота Носатого пытались отнять у него царский папирус. Получив несколько ран, он все же отбился от нападающих и доставил послание в храм Амона-Ра. И тогда в одной из комнат храма, где жрецы Ра пытались спасти ему жизнь, Она удостоила его светом своих глаз. Она была Живой Богиней, Видевшей Истину, а пришла в келью к раненому юноше. Он попросил у жрецов мягкой глины и к следующему приходу изваял Ее лицо, попросив позволения перевести изображение в камень. Прекраснейшая смеялась, говоря, что Она словно смотрится в зеркало. И в знак своего восхищения работой юноши подарила ему отшлифованную пластинку редчайшего нетускнеющего металла — железа, оправленного в золотую рамку. В нее можно было смотреться, как в поверхность гладкой воды.

Потом царица сделала его ваятелем при Великом Доме — так иносказательно надлежало говорить об особе фараона.