Александр Потупа - Контакт, или Несколько мыслей и диалогов, подслушанных долгим зимним вечером XXI века Страница 3

— Но это же нечто выдуманное, — перебил его неугомонный Сева. Кузанец ведь имел в виду человекоподобные создания, просто обитающие в иных мирах. Я понимаю, что египетский фараон строил пирамиду не просто из прихоти, а как средство общения со своим небесным отцом Ра, богом Солнца. Но отец-то был просто выдуман, выдуман как символ вполне земной власти, как миф, необходимый для цементирования государственной иерархии. Разве можно ставить в наш ряд общение с плодами своего воображения?

— Очень даже можно, — усмехнулся Снорри. — Ведь речь идет о проектах и моделях. Египтяне и вправду общались с воображаемыми богами, но, скажем, куда более продвинутые уэллсовские англичане вступили в Контакт со столь же воображаемыми марсианами. Или я ошибаюсь?

— Мне кажется, ты немного подтасовываешь факты, — сказал Вайскопф. Подданные фараона были уверены в реальности своих Контактов, гомеровские греки тоже считали олимпийских богов чем-то вполне реальным, но Уэллс-то совершенно сознательно писал сказку.

— Не совсем сказку, — заступилась за Ларсена Жаклин Моруа, превосходный, несмотря на свою молодость, специалист по общему кодированию и приготовлению сверхконцентрированного кофе. — Я, вроде бы, немного понимаю идею Снорри. Дело в разных системах мировоззрения. Египтяне принадлежали системе сугубо религиозной — для них вера в Ра была достаточна, чтобы считать бога Солнца реальным существом. Уэллс тоже вообразил своих марсиан, но его вера была гипотезой эпохи научного мышления и, разумеется, она уже требовала проверки. Кстати, именно этим мы и занимались до сих пор. Современники Кузанца не бросились проверять его идеи по поводу внеземных цивилизаций. Одним, вроде Джордано Бруно, вполне хватало логических доводов Кузанца, других эти доводы раздражали, их вполне устраивала старая картина божественной природы небесных тел и тем более иерархии небожителей. Я права?

— Конечно, права, — поддержал ее Сноу, готовый, по-моему, принять на себя не то что удар, но любое направленное на Жаклин дуновение. — Я тоже считаю, что веру нельзя отождествлять с религией, иначе мы никогда не поймем, каким образом добывалось в те времена обширное и полезное знание. Научное мировоззрение изменило уровень отбора информации, установило новые критерии достоверности, но без гипотез, проверка которых иногда затягивается на века, и, если угодно, без веры в те или иные модели нам некуда двигаться…

— Я хотела бы кое-что добавить, — благодарно улыбнулась ему Жаклин. Было время, когда мировоззрение не поднималось даже до религиозного уровня, когда оно замыкалось в рамках магии…

Что там, за горизонтом?

Дискуссия нырнула еще глубже, в совсем уж темные времена магико-тотемического мышления. И конечно, Жаклин сразу же упомянула об австралийских аборигенах, для которых небесные светила запросто уходили на свое небесное охотничье угодье по деревьям и так же легко возвращались для земного отдыха. И были эти светила очень похожи на обычных людей…

Вот тогда я и поймал себя на сплошном, просто-таки неприличном молчании. Я словно издали, на объемном экране наблюдал за историко-научной активностью своих ребят и, самое забавное, слушал их с удовольствием и мысленно комментировал их доводы.

Однако все время хотелось вскочить и выкрикнуть: «Братцы, бросьте свои умные разговоры, да понимаете ли вы, что произошло!» Но это было бы не слишком уместно — ребятам не до патетики. Они сами выбиты из колеи, да и все мы теперь навечно из нее выбиты. Они хорохорятся — дескать, чего уж там, давно догадывались, шесть веков, если не шесть тысячелетий ждали мы этого. Может, им попросту страшновато, и они интуитивно прячутся за широчайшую спину всей нашей истории, ибо где же нам еще прятаться от собственных достижений? Я их прекрасно понимаю, может быть, оно к лучшему, что не вмешался и не огорошил их своей неуравновешенностью. У нас еще будет время наговориться…

Понимаю и то, что от этих «девяносто плюс-минус десять процентов» предстоит огромный путь понимания, и Контакт как таковой — вряд ли наш удел, что у наших интеллектронов сменится не одно поколение исследователей — и самих интеллектуальных машин тоже! — прежде чем начнется настоящий космический диалог. Можно без труда пожонглировать оценками, прикидывая, когда же мы войдем в фазу диалога, но пока гораздо большую заботу вызывает единственная и, разумеется, сугубо предварительная оценка, полученная в нашем Центре — 1000 лет. Грубо говоря, так оценивает «Интеллектрон-7» разрыв между нами и цивилизацией-маяком. Другие центры Контакта предлагают несколько иные цифры — каждый имеет дело со своей моделью, и привести все модели к чему-то единому и общепринятому пока нелегко. Ради особой объективности можно говорить об интервале разрыва от 500 до 3000 лет. Но суть уже не в точной цифре, суть в том, что мы все, вся наша планетарная общность — перед лицом фантастически продвинутого партнера, а в сущности, партнера ли?

Мы ведь неплохо знаем, каковы последствия Контакта между цивилизациями, сильно разнесенными во времени. Знаем по опыту собственной маленькой Вселенной — Земли. 3–4 тысячи лет социально-технической эволюции разделяли европейцев и американских индейцев колумбовой эпохи. 10 или 15 тысячелетий пролегли между европейской цивилизацией и открытыми ею австралийскими аборигенами или африканскими бушменами. В едином планетарном пространстве, которое очень быстро стало тесным, пересеклись люди из разных областей четвертого измерения. Счастлив был неолитический охотник, вовсе не воспринимавший обезьян как живые тени собственных прапращуров, отставших от него на миллионы лет… Или в его животных-тотемах отразилось сверхсмутное ощущение единых корней?

Как бы то ни было, перед нами мелькнула серия сигналов от невиданно мощного гравзера, явно искусственная серия с очень хитрой системой модуляции, поименованная нами просто Сигналом. Ладно, пусть с 90-процентной достоверностью искусственная, пусть так… Но Сигнал стал теперь фактом для эксперимента. Возможно, на долгие годы или века мы обречены на тщательную его дешифровку, из которой неспешно — фрагмент за фрагментом — будут прорисовываться контуры Их цивилизации. Вернее, Сигнал обречен на жизнь в наших интеллектронах, на постепенное проявление, обретение плоти…

Вот об этих-то контурах приходится думать, думать неотступно — теперь нам некуда отступать, это необратимо, мы никогда не сможем уже стать такими, как были до Сигнала. Разве что уничтожим себя вместе со своей памятью…

Разумеется, все это довольно зыбко — метапрогноз, запредельные модели будущего… Мы не можем по-настоящему что-нибудь рассмотреть за чертой ближайшего столетия, даже предполагая примерно те же темпы развития. А дальше все рассыпается на осколки, поле зрения словно испытывает распад на отдельные более или менее сфокусированные лучи.