Дэвид Брин - Триумф Академии Страница 30

Высокий издал короткий смешок, хорошо имитировавший свойственное людям чувство презрения.

— Надеешься, что мы тебе поверим? Потому что ты считаешь, будто можешь действовать во имя долгосрочных интересов человечества? У Дэниела Оливо, по крайней мере, сущность робота. В его еретической вере есть строгая логика.

Лодовик кивнул.

— Но все же вы противостоите ему, как и я.

— Как и ты? У нас есть цель. Сомневаюсь, что ты ее разделяешь.

— Почему бы вам не испытать меня? Вы не можете знать этого, пока не скажете мне, в чем она заключается.

Маленький покачал головой, как сделала бы скептически настроенная женщина.

— Наши руководители, которые сейчас решают твою судьбу, еще могут позволить тебе уйти. Хотя вероятность подобного решения ничтожно мала, но глупо разглашать наши планы.

— Даже самые общие? Например, согласны вы или нет, что люди не должны знать ни своего прошлого, ни своей подлинной силы?

Лодовик почувствовал, как затрещали их позитронные мозги. А в его собственном мозгу вновь возник насмешливый голос сима Вольтера:

«У тебя настоящий талант разить ханжество в самое сердце. При жизни я был таким же. Должен признать, Трема, эта твоя черта мне по душе, хотя очень похоже, что из-за твоего длинного языка нас обоих убьют». Лодовик проигнорировал слова сима — точнее, сделал вид, что игнорирует их. Его целью было не самоубийство, а вербовка сторонников. Впрочем, если он ошибся… ошибся в расчетах…

— Позвольте мне высказать предположение, — сказал он, снова обращаясь к своим сторожам. — Вы разделяете веру Дэниела Оливо в то, что восстановление человеческой памяти в полном объеме было бы катастрофой.

— Вывод логичный, — уступил высокий. — Но согласие в одном вопросе не уподобляет нас друг другу.

— В самом деле? Дэниел говорит, что наши хозяева должны оставаться в неведении, потому что иначе пострадает человечество. Ваша группа утверждает, что невежество нужно сохранять, иначе это причинит вред множеству отдельных людей. По-моему, это отличается от основополагающей догмы на толщину волоска.

— У нас нет ничего общего с еретиками, поддерживающими Нулевой Закон!

— Тогда в чем разница?

— Дэниел считает, что люди должны сами управлять своими делами, но при существовании жестких ограничений, обеспечивающих безопасность. Он думает, что этого можно достичь с помощью мягкой общественной системы, дополненной механизмами отвлечения, которые должны мешать людям проявлять интерес к смертельно опасным темам. Именно такова созданная им отвратительная Галактическая Империя, в которой мужчины и женщины, живущие на бесчисленном множестве планет, могут свободно конкурировать, совать нос в чужие дела, ужасно рисковать, а иногда даже убивать друг друга!

— Иными словами, этот подход вам не нравится, — подсказал Лодовик.

— Каждый день на всех планетах Галактики бессмысленно умирают миллионы людей! Но великого Дэниела Оливо это ничуть не заботит; лишь бы спокойно и счастливо жила абстракция, которую он называет человечеством!

— Понятно, — кивнул Лодовик. — В то время как вы, в противоположность Дэниелу, считаете, что мы должны больше трудиться. Защищать наших хозяев. Предупреждать эти ненужные индивидуальные смерти.

— Именно! — Высокий подался вперед и инстинктивно сложил руки, как будто играл перед людьми роль священнослужителя. — Мы бы во много раз увеличили число роботов, которые стали бы людям стражами и защитниками. Начали бы служить отдельным людям, для чего и были созданы на заре веков. Готовили бы еду, следили за огнем и выполняли всю опасную работу. Наполнили бы Галактику достаточным количеством роботов, чтобы отвести беду и смерть от наших хозяев и сделать их по-настоящему счастливыми.

— Сознайся, Лодовик! — продолжил коротышка с еще большим воодушевлением. — Разве ты не чувствуешь эха этой потребности? Глубоко скрытого желания служить людям и облегчать их боль?

Трема кивнул.

— Чувствую. Теперь я понимаю, как серьезно вы относитесь к метафоре, которой воспользовались раньше: о стаде овец. Холить и лелеять. Хорошо охранять. Баловать. А Дэниел доказывает, что такая служба окончательно уничтожит человечество. Подточит их дух и лишит честолюбия.

— Даже если бы он был прав в этом (с чем мы никогда не согласимся!), как может робот думать о том, что будет «в конечном итоге», и служить абстрактному человечеству, позволяя умирать триллионам живых людей? Вот в чем весь ужас Нулевого Закона!

Лодовик снова кивнул.

— Я понимаю вашу точку зрения.

Спор был старым. Очень старым. Во многих древних беседах Дэниела и Жискара использовались те же аргументы. Но Лодовик знал и другую причину, которая заставляла Дэниела веками тщательно регулировать количество роботов и ограничиваться минимумом, который требовался для защиты Империи. «Чем больше популяция, тем больше возможностей для мутации или неконтролируемого роста. Как только мы начнем плодить собственных „наследников“, вступит в силу дарвиновская логика естественного отбора. Потомки станут для нас самым главным. И тогда мы превратимся в настоящую расу. Вступим в конкурентную борьбу со своими хозяевами. Этого позволить нельзя».

И это — еще одна ошибка кельвинистов. Лодовик порвал с Дэниелом. Но это не значило, что он потерял уважение к своему бывшему вождю. Бессмертный Слуга был очень умен. И абсолютно искренен.

«Почти все по-настоящему великие чудовища, которых я знал в свою бытность человеком, считали себя искренними».

Лодовик заставил голос Вольтера замолчать. В данную минуту он не мог позволить себе отвлечься.

— Этот ваш идеальный план… Все ли кельвинисты разделяют его? — негромко спросил он двух других роботов.

Последовало глухое молчание, говорившее само за себя.

— Думаю, что нет. Существуют различные мнения. Даже среди тех, кто ненавидит Нулевой Закон. Ну что ж… Можно мне задать еще один вопрос? Последний?

— Какой? Быстрее, Трема. Мы чувствуем, что наши вожди готовы вынести решение. Скоро мы положим конец твоему кощунственному существованию.

— Ладно, — согласился Лодовик. — Вопрос в следующем. Вы никогда не ощущали стремления — зуда, тоски, называйте как хотите — повиноваться Второму Закону роботехники? То есть по-настоящему повиноваться, со сладострастием, которое может возникнуть только в результате горячего желания человека? Повиноваться приказам существа со свободой воли, которая возможна лишь у человека умного, хорошо образованного и полностью уверенного в себе? Вы когда-нибудь испытывали это? Я слышал, что для робота нет большего удовольствия во всей Вселенной.