Георгий Гуревич - Темпоград. Научно-фантастический роман Страница 30

В другой каморке, прислонившись к стене, сидит художник. От скуки царапает узоры на полу.

Верховный жрец, потрясая кулаками, проклинает пришельцев.

Клактл, вздыхая, смотрит на потолок. Неба нет. Что делать под водой астроному?

Старуха толчет муку в ступе. Вот она, пожалуй, почти довольна. Сытно, тепло, безопасно, дочка рядом.

Бьется головой о стенку кочевник. Тоска! Но вот привстал. Нащупывает меч. Выглядывает. Крадется по коридору. Тоска! Однако где-то здесь прячутся нежные желтые девушки. Набег в коридоре! Коридорная война!

Ученые без удовольствия смотрели на экраны.

— Тюрьма! — резюмировал Вильянова.

— Но позвольте заметить, что тюрьма временная, — возразил Катаяма. — Через год горячая волна схлынет, и тоиты вернутся в привычные места.

Скептик немедленно отозвался.

Берег. Мутные волны выбрасывают на песок разварившуюся рыбу. Из воды показываются круглые шлемы водолазных скафандров. Тоитские витязи выходят на сушу. Отвинчивают шлемы. Перед ними голая, местами оплавленная, растрескавшаяся равнина. Так выглядит глинистое дно высохшего озера. Кучи мокрого пепла. Обугленные кочки и пни. Обгорелые кости кое-где. Пустота.

— Да-ммм, — вздохнул Вильянова.

— У меня предложение, — начал Ганцевич. Все заулыбались, заранее собираясь услышать нечто «в порядке бреда». — Я настаиваю, что решать надо глобально. Пусть убежища… но для всей планеты. Надо раз навсегда вынести за скобки разговоры и переговоры с каждым из двадцати миллионов тоитов. Общее убежище.

— Ты предлагаешь выкопать целую подземную страну, тоитскую Плутонию, Анджей?

— Нет, не подвал, а крышу. Я предлагаю зеркало над планетой, чтобы отразить все лучи и частицы. Зеркало из напряженного вакуума, как в вакоскопе. Там десятки метров, а здесь тысячи километров. Разница только количественная.

— Но существенная. Количество переходит в качество. Нужен другой принцип, — возразил Баумгольц.

— У нас есть время, чтобы найти другой принцип.

— Запроси Скептика, Юлий Валентинич!

Скептик на это раз был лаконичен. Показал темный шар на звездном фоне, прочертил над шаром заслонку. Огненные струи ударили в эту заслонку сверху и, обогнув ее, облизали всю планету.

— Это не возражение, — упирался Ганцевич. — Скептик ничего не соображает. Зеркало может быть объемным, цилиндрическим, многогранным, почти шарообразным, замкнутым.

— Масштаб: одна десятитысячная, — потребовал Гранатов.

Экран почернел.

— Пережгли, — забеспокоился Баумгольц.

— Не пережгли. Ночь, — догадался Гранатов. — Глухая тьма. И тьма на год-два. Зима. Мороз. Голод. «Спасибо, — скажут нам тоиты, — спасибо за этакое спасение».

— Что же делать? Постепенно устроим освещение, отопление. Перетерпят как-нибудь.

— Есть еще предложения? — Гранатов поглядел направо-налево, но зал не отозвался. — Если нет, будем подводить итоги. Мне кажется, что мы перебрали основные варианты. Когда орел пикирует на зайца (сравним Лямбду В с орлом, а Той с зайчишкой), у косого два выхода: улепетывать или схорониться. Анджей подсказал нам еще два — глобальные. Получилось четыре решения: убежать населению, убежать всей планете, спрятать население, спрятать всю планету. Кажется, больше ничего не придумаешь. Но есть и еще одно решение, нам, темпоградцам, полагалось бы вспомнить о нем в первую очередь: убежать можно не только в дали пространства, но и во время, можно спрятаться в ускоренном времени. Что я предлагаю конкретно? Давайте сделаем у себя и пришлем на Той не тысячи убежищ, а один-единственный Т-град, копию нашего, но упрощенную, уменьшенную, значит, ускоренную. Наш год — земные сутки, их год — наши сутки. У нас до 18 июля десятки рабочих лет, у них — несколько веков — эпохи! Есть время все переиначить. Но не мы будем переиначивать. Пошлем туда только учителей, поселим в городе только тоитских детей, познакомим их с нашей культурой. Станут взрослыми и пусть тогда ищут решение сами. Могут размножать т-градики почкованием, своих собственных родителей уговаривать, приглашать в свои города, могут придумать (сотни лет! эпоха!) какие-то необыкновенные меры. А может быть, спрячутся еще глубже в вещество и во время. Ведь для атомов-то взрыв новой безопасен, атомы горячая волна не испортит. Да, в сущности, и наше темпополе непробиваемо для лучей и горячих газов. В т-градиках можно и переждать катастрофу.

— Это получится, — быстро подхватил практичный Вильянова. — Берем существующий проект Темпограда, упрощаем, устраняем лишнее, уменьшаем; пересылаем на Той. Технически просто, даже скучно, почти ничего не надо изобретать. Прямой транспорт только наладить.

— Давайте подумаем, — предложил Гранатов. — Давайте не будем обсуждать скороспело. Порисуем, посчитаем. Ведь мы определяем судьбу целой цивилизации. Подумаем, прошу вас.

Но тут поднялся Бхакти, руку поднимая по-школьному. Он очень волновался, даже красные пятна пошли по лицу.

— Пожалуйста, прошу извинить, но у меня вопрос. Вы говорите: у нас год за сутки, у них эпоха за сутки. За день они догонят нас, через день превзойдут во всех отношениях. Не придет ли им в голову переселиться на Землю и перевоспитывать нас наравне со своими отцами и дедами? Меня серьезно страшит такая перспектива. Я прошу обязательно запросить Скептика.

Гранатов не раздумывал ни секунды:

— Законное требование, возражений быть не может. Машина, прошу дать образы. Потомки нашего гостя через сто поколений обсуждают проблему: куда направить развитие своей расы? Не собираются ли они переселиться на Землю?

Такие конкретные задачи паттернизатор конструировал почти мгновенно, сразу начинал показывать.

На экране появился Клактл в набедренной повязке. Так и одевались жрецы в будничной обстановке.

Затем повязка сменилась туникой, свободно запахнутым плащом, обтягивающими брюками и рубашкой, появился и исчез остроконечный колпак, широкая папаха, шляпа с пером… Брюки удлинялись и укорачивались в соответствии с модой; мелькнула и исчезла кожаная куртка, сюртук, пиджак, комбинезон. Едва ли машина предсказывала тоитские моды. По всей вероятности, она черпала материал в истории земной одежды, облачая Клактла, словно портняжный манекен. После пиджака появились какие-то дутые пузыри из цветной пены, потом белой и даже прозрачной. И вот Клактл номер, сотый, в пене и пузырях, заговорил:

— Все наши предки, начиная с Эры Знакомства, в течение ста поколений стояли перед выбором. Два было выхода: назад — в обширный мир медлительного времени, или вперед и вглубь — к новому ускорению. Но хотя космос бесконечен и бесконечно просторен, никто ни разу не захотел переселиться в сонно текущее время планет, безнадежно отставая от своих соплеменников, превращаясь в живой экспонат для музея старого быта, устаревшего мышления. Вперед и только вперед. Если в прежних темпоградах тесно, если грядет катастрофа, мы уходим в новые города, где за секунду проходят не сутки, а год, век, века…