Хуберт Хорстман - Загадка серебряной луны Страница 30

Она перешагнула через расселины во льду, взобралась на плоский холм. Затем она стояла на плоском плато, тяжело дыша, уставшая. Она присела.

Она не знала, как долго она так просидела, когда завеса тумана рассеялась и в ее поле зрения оказалось множество четко очерченных предметов. Один был черным, угловатым, плоским, остальные пурпурно-красными и цилиндрическими. Они показались ей знакомыми, и она попыталась вспомнить, где она уже видела их раньше.

Анне ощупала черный предмет. Он был довольно тяжелым. Ящичек с металлической соединительной муфтой на торце, кнопкой, двумя подвижными переключателями и большим магическим глазом. Под кнопкой были выгравированы буквы. Она прочла надпись ПАЦИФИКА. Анне вскрикнула от удивления. Пропавший в день посадки передатчик! А пурпурно-красные вальцы? Динамит из взрывных скважин два, три и четыре!

Анне охватил приступ слабости. Передатчик и динамит расплылись, снова утонули в тумане, из которого они появились. Теперь они были лишь бледными цветными пятнами, схемами.

Анне лежала на кровати в своей каюте. Все тело было мокрым от пота. Ее руки вцепились в простыню. Раскрыв глаза, она уставилась на потолок. На нем медленно расплывались черный и три красных предмета.

VIII

— Десять секунд, девять, восемь…

Анне закрыла глаза. Раньше она хотела наблюдать за стартом коммуникационного спутника непосредственно из закрытой шлюзовой камеры, но сейчас, когда двигатели были уже запущены, она просто слишком устала. Она прислонилась к перегородке и все еще прислушивалась к голосу из динамика.

— Четыре, три, два…

Поступил сигнал на старт. Взвыли двигатели. На равнине зафыркало и зашипело. Затем нарастающий звук в воздухе; свист, стрекотание…

Закончилось.

Обрывки слов в наушниках: Комендант задавал вопрос Далбергу. Числовые параметры. Восторженный возглас Веккера: «Он у меня на экране радара!» Затем Вестинг с сухой интонацией: «Достиг орбиты вращения!»

В то время, как они наверху жали друг другу руки на мостике, Анне заперла внешние и внутренние перегородки, задействовала вытяжной вентилятор и включила систему снабжения кислородом. Она должна была подождать несколько минут, пока она могла снять скафандр.

Она не могла принять участие в радости и гордости успешным стартом, который был подготовлен и осуществлен в рекордное время. Ей с трудом удавалось оттеснить в эти пять напряженных дней свое гложущее беспокойство, то и дело возникавшее подозрение, и пару раз она была уже почти близка к тому, чтобы прокричать то, чего она опасалась: «Я, Анне Месме, сошла с ума!»

Три вещи то и дело удерживали ее от этого:

Во-первых, манера поведения Бронстайна. С того времени, как она завершила свой «перерыв» в каюте и вместе с товарищами приступила к подготовке старта, он не дал ей ни минуты покоя. Догадывался ли он, что она была в шаге от опасности потерять доверие к самой себе и сломать себе голову? Он завалил ее заданиями, которые собственно относились к его собственной компетенции: Она должна была организовывать, координировать отдельные задания, выполнять контрольную функцию, и порой ей действительно уже казалось, словно не он, а она была ответственной за руководство экспедицией.

Во-вторых поразительная констатация: Все, что она предпринимала или что было ей поручено, она выполняла на радость Бронстайна и самой себе. Не противоречило ли это предположению, что она душевно больна?

И в-третьих мысль о том, что ее странные видения во время вынужденного повышения чувствительности все же могли были быть всего лишь простым, совершенно банальным сном.

Только через несколько часов, с тех пор, как были завершена подготовка к старту и она могла расслабиться, в нее закрались новые сомнения. Еще никогда в своей жизни сны не действовали на нее столь продолжительно, еще никогда она не могла вспомнить еще через дней столь наглядно все подробности сна. Прогулка по равнине по ледяному ущелью, прыжок через почти восьми — девятиметровое препятствие, передатчик, пурпурно-красные динамитные шашки… Продукт больной фантазии? Галлюцинации? И снова ей пришла в голову мысль, что все это могло быть воздействием как и прежде неизвестной причины, таинственного фактора. Находилась ли она уже на начальной стадии душевного расстройства, которое рано или поздно грозило и спутникам?

Но какими аргументами ей было предостеречь других, как разъяснить им, что было бы разумнее сменить местоположение экспедиции? Они поднимут на смех ее приключение во сне, Вестинг будет саркастичным, а Бронстайн пропишет ей лечение сном.

Все же, они должны были попытаться.

Когда Анне зашла на мостик, спутники как раз готовились к выступлению в реакторный отсек «Пацифики». Они, по понятным причинам, были в приподнятом настроении, объяснил Бронстайн, никто не был готов сразу идти в свою каюту, чтобы отдохнуть, и они решили использовать внутренний подъем и часы перед тем, как сон заявит о себе, чтобы с опережением совместными усилиями провести контрольный осмотр космического корабля. На мостике остался лишь Фрол Веккер, он следил за полетом спутника.

— Хорошо, — сказала Анне, — я присоединяюсь к вам.

Она была рада что так быстро нашла повод для разговора с командой, не просив сперва о созыве чрезвычайного собрания с определенной повесткой дня. Таким образом она избегала официального характера, того что товарищи слушали бы ее нетерпеливо, со сложившимися мнениями и точками зрения.

Она знала, что ее шансы были малы, и по пути в кормовую часть «Пацифики» она напряженно раздумывала, каким образом она могла придать своим аргументам настойчивость и силу убеждения. Решение пришло ей в голову как молния: она могла исходить не из одиночного факта — нервного коллапса Далберга ли или своих ночных видений, а она должна была проследить «историю» экспедиции начиная с дня посадки и интерпретировать все необычные происшествия в свете своей гипотезы.

Контрольный осмотр «Пацифики» проводился по заданным алгоритмам. На каждом помещении, на каждом отдельном агрегате была помещена напечатанная схема, которая раскладывала сложные процессы контроля на простые, логично последовательные операции: «Сделай то! — Сделай это! — Проверь! — Проведи!»

Решения всегда выносились как альтернативы; в каждом случае программа раздваивалась согласно альтернативным пунктам: было лишь одно четкое или-или; интерпретации, и вместе с тем возможные ошибочные суждения исключались.

Спутники начали работу безмолвно, сконцентрировано и с большим усердием. Они договорились, что после каждого полного часа будут устраивать паузу. Когда наступила первая пауза, Анне посчитала, что ее время пришло. Вестинг нечаянно подкинул ей ключевое слово: «Хороший темп. Еще четыре-пять таких дней, и мы можем наконец-то заняться анализом. Бур…»