Светлана Новикова - Оранжевое небо Страница 30

- Ничего особого не было...

- Нет, было! Сними камень с души! Задохнешься! Сколько можно?

- Хорошо, скажу! Все тебе скажу. Слушай! Хоронили мать на другой же день. Лето было, а в деревне не в городе, моргов нет. Отвезли на кладбище, яму уже, значит, приготовили...

- Ну?

- Ну прощаться стали. Брат подошел, сестры и я...

- Ну, говори до конца! И в глаза мне гляди - чтобы не солгать.

- Подошел я, наклонился... а из нее вдруг воздух вышел... вроде выдохнула она... уже мертвая.

- Мертвая? Что же было это? Что ты почувствовал?

- Я потом доктора одного спрашивал, он сказал, что бывает так.

- Доктора изучают тело, а душа от них сокрыта. Я же тебя про душу спрашиваю. Что душа твоя тогда тебе сказала? Вот что тебе надо вспомнить сейчас.

- В тот момент испугался я...

- И что? Что еще?

- Горло как-то перехватило... и на поминках ничего не мог проглотить. Словно ком стоял в груди.

- Вот! С тех пор ты и живешь, как сведенный весь. Мать души своей не пожалела, вдохнула ее в твое тело грешное, чтобы спасти сына своего заблудшего, а ты? Ты-то что же? Отошел от гроба, уехал и все забыл? Тебе предупреждение было, а ты вновь вернулся к делам нечестивым? Что глаза-то бегают? Что заметался ты? Доколе будешь истязать душу материнскую? Захлебнулась она кровью невинных, а тебе все мало?

- Уйди, дьявол! Заткнись! Я все это выдумал! Понял? Не твое дело учить меня. Еще неизвестно, сколько на твоей совести чужой крови. Строишь из себя святого, а сам немцам служил.

- На моей душе нет такого греха. Господь свидетель.

- Свидетель? Тогда пусть придет и скажет.

- Настанет час - придет и скажет.

- А если мы ему не поверим?

- В Писании сказано: не хвалитесь и не лгите на истину. Ибо - человек не знает своего часа, когда его призовут. Ты говоришь: я достиг всего, я богат и могущ, а не знаешь, что ты несчастен и жалок, и нищ и слеп и наг.

- Может, поменяемся? Ты вроде как жалеешь меня?

- Не в нашей с тобой это власти. Каждый из нас ответит за свои заблуждения. Кто покатит наверх камень, к тому он и воротится.

- Заладил одно и то же. Надоело уже. Иди.

Заключенного увели. Однако не прошло и недели, как начальник тюрьмы снова вызвал его. Встал против него, как в прошлый раз, и стал пытать:

- Гляди мне в глаза и говори: что ты видишь в них сегодня? Интересно, что ты еще наврешь.

- Сегодня не будет у нас разговора.

- Это почему же?

- Не говорить ты меня позвал, а верх взять надо мною.

- А ты и впрямь провидец. Угадал! Решил я подержать тебя в карцере пятидневочку, а потом поглядеть, какой ты оттуда выйдешь. Ну, что скажешь на это?

- Ничего не скажу.

- Что ж так? Испугался?

- Пелена на твоих глазах. Как же поймешь слово человеческое, если ты слеп? Творишь беззакония - и не видишь.

- Я действую по закону.

- Не по закону, а по приказу. А надо по закону и по совести.

- Не твое это дело. Что ты в этом понимаешь? Ишь, бельма свои вытаращил! Из ума выжил, а еще учит.

- Выжить из ума - беда, а не грех. Быть в уме и душу продать, данную матерью при рождении, вот самый большой грех.

- Заткнись ты, наконец, святоша! Что ты все каркаешь? Я пошутил, а он думает, ему тут и вправду все дозволено. У, гнида! А ну, проси прощения! Что молчишь?

- Я не вижу, в чем я виноват.

- А мне плевать, что ты там видишь или не видишь. Делай, что я приказываю тебе.

- Зови охрану. Пусть уведут меня.

- Ты не командуй! Тут не твоя воля. Указчик мне выискался. Проси прощения!

- Зови охрану.

- Не-е-ет! Сначала ты попросишь у меня прощения. А за твое упрямство - не просто так, а на колени, тварь! Перед богом своим ползаешь на коленях? Так вот его мы пошлем к фенькиной матери, а твоим богом стану я, понял? Я твой бог теперь. Молись мне! На колени!

- Господи, вразуми его! Удержи от святотатства! Спаси от новой крови! Не видишь разве, как душа его мается?

В бешенстве тюремщик занес руку, чтобы сбить заключенного с ног... и вдруг замер, остановился, обронил руку, отступил на шаг. Что удержало его от удара? Слова молитвы? Он много слышал разных слов и самых страшных проклятий, и они давно на него не действовали. И взгляды, полыхающие ненавистью, переносил не дрогнув. А в этом не было ненависти, не было страха. Но чем-то он зацепил его, парализовал. Чем же? Этот вопрос, как гвоздь, засел у него в душе и свербил постоянно. Даже те, несломленные, не признавшие вины, так не раздражали его. Однако не стал он сажать упрямца в карцер, только прогулок лишил. Через несколько дней велел привести его снова. Долго молча разглядывал. Узник стоял терпеливо, устало опустив веки. Тюремщик заговорил:

- Вот ты веришь в бога, в божью справедливость. Почему же тогда он терпит мои грехи, почему не покарает меня? Почему я живу и радуюсь, а бог не пошлет мне погибели?

- Бог не палач. Он - судия. Ему не нужна твоя гибель. Ему нужно твое раскаяние.

- А зачем оно ему?

- Чтобы других научить, других остановить. И вернуть тебе облик человеческий, ибо ты рожден от человека, а живешь хуже зверя.

- Это ты так считаешь, а я не вижу, в чем мне каяться.

- В том и беда твоя. Заблудился ты и не видишь выхода. А настанет час, оглянешься на дело рук твоих - и страшно станет тебе. Опутают тебя сети, которые ты сплел для других. Возопишь в отчаянии, обратишь молитву к Богу, а Он отвернется. Ибо кто возлюбил проклятие - оно и придет на него, кто не восхотел благословения - оно и удалится от него. И не будет рядом с тобой сострадающего.

- Сострадающего? А на что он мне?

- Быть одному - тяжко. Богатство, власть, слава - все ни к чему, когда человек один. А в беде оказаться одному - нет муки нестерпимее.

- Я тебя позову.

- Позовешь. Я знаю.

И тот, кто называл себя избранником, поднял глаза и устремил на тюремщика взгляд, в котором тот прочел... сострадание! К нему, своему мучителю! Он отпрянул. Неужели? Сострадать - ему?! Что же он видит в нем, этот то ли безумец, то ли и впрямь святой?

Опять после его ухода он остался в смятении. Опять не находил себе места. И опять призвал его и спросил:

- Ты считаешь, что я грешник, нечестивец и прочее. Ну, а ты, за что ты страдаешь? Ты говоришь, за тобой нет никакой вины?

- За мной нет вины, которую вы мне приписали. Я никого не выдал врагу. Это злой навет. Но нет человека без греха, а я - человек.

- Выходит, по-вашему, любого есть за что посадить в тюрьму?

- Разве в тюрьму сажают за грехи? По закону вашему осуждают за преступления, а не за грехи.

- Смотри-ка, а ты разбираешься в юридических тонкостях, правильно толкуешь закон.

- А вы свой закон нарушаете.

- Ну, запел лазаря. Я не об этом хочу тебя спросить. В этом мы сами разберемся. Ты лучше скажи, почему же твой бог не оградил тебя от злого навета?