Виталий Забирко - Галактический хищник Страница 30

Наконец Броуди закончил чтение договора, и в зал вкатилась кибертележка с установленным на предметном столике изваянием царицы Нэфр'ди-эт. Я натянул на руки стерильные перчатки, снял прозрачный колпак, аккуратно взял скульптуру с подставки и протянул ее Броуди.

И тут я увидел его лицо. Теодор Броуди, распорядитель выставки древнего искусства Земли на Раймонде, существо, которое лишь с большой натяжкой признавали гуманоидом, стоял передо мной соляным столбом, во все глаза зачарованно уставившись на скульптуру. Воистину, нет пророка в своем отечестве! Мы с Мальконенном, плоть от плоти Homo sapiens, наследники земной цивилизации, с прохладцей, мягко говоря, относились к своим историческим ценностям. Поэтому столь искреннее и неподдельное восхищение земным раритетом вызвало у меня негативную реакцию. Я отнюдь не расист, в обществе каких только экзотических гуманоидов мне не приходилось бывать, но сейчас ощутил неприятное чувство, почти сродни омерзению, словно какая-то бородавчатая жаба из гнилого болота рассматривала мои интимные части тела, пытаясь по ним определить уровень интеллекта.

- Возьмите, - с излишней сухостью в голосе сказал я.

Броуди не услышал, продолжая зачарованно смотреть на скульптуру. Ничего общего с жабой в раймондце не было, наоборот, он был точной копией человека - маленького, пухленького, добродушного с виду, - но ощущение омерзения не проходило.:

- Броуди! - громче сказал я, и раймондец наконец очнулся.

- Ах, да, простите... - Он поспешно выхватил из кармана сюртука такие же, как у меня, перчатки, напялил на руки и с крайней осторожностью, будто стеклянную, принял скульптуру. - Огромная честь не только созерцать, но и держать в руках это... это... сокровище... чудо...

Броуди запинался, всем своим видом выражая смущение и благоговейный трепет перед древним экспонатом, но в глубине бегающих глаз раймондцая таилось что-то темное, инородное, отталкивающее.

Будь он человеком, я с уверенностью сказал бы, что Броуди врет, но... Я не специалист по внеземным формам жизни и уж тем более по физиогномике псевдогуманоидов. Оценочные критерии человеческого поведения для них не подходят. Например, внешний вид паукообразного сектелида приводит человека в дрожь, а его отрывистый трубный глас и грозное щелканье зазубренных жвал во время разговора вызывают ощущение, что сектелид готовится на вас напасть, разорвать на части и тут же употребить в пищу. На самом деле миролюбивей и безобидней существа во Вселенной не найти. Возможно, так было и с глазами раймондца. И то, что мне показалось затаенной ложью, на самом деле крайняя степень смущения.

Ионокцы индифферентно приняли скульптуру из рук раймондца, установили в нишу переносного анализатора и принялись снимать показания. Ай тихим шелестящим голосом зачитывал параметры, а Эго тут же заносил данные в память электронного секретаря. Масса скульптуры, объем, спектральный анализ, химический состав, возраст... Вот уж у кого эмоции отсутствовали полностью, так это у ионокцев. Для них не имело значения, что именно они оценивают - произведения искусства или окаменевшие экскременты динозавров, - и то, и другое они анализировали с одинаковой невозмутимостью и скрупулезностью.

- Возраст скульптуры пять тысяч триста лет плюс-минус тридцать четыре года, - резюмировал Ай и посмотрел на меня.

Я достал карманный хронограф и прошелся сканером по скульптуре. На шкале моего анализатора возраст песчаникового изваяния составил ту же цифру, но плюс-минус сорок восемь лет. Неделю назад было плюс-минус сорок девять, но это в пределах погрешности. Что же касается сравнения с показаниями хронографа ионокцев, то наши данные не превышали допустимых отклонений для приборов различной степени точности. Для столь древней скульптуры разночтение в определении возраста могло достигать около сотни лет.

Данные были занесены в экспертный протокол, являвшийся неотъемлемой частью договора, и подписаны всеми присутствовавшими. Затем договор подписали Броуди и Тотт Мальконенн, раймондец торжественно передал мне скульптуру, я водрузил ее на подставку, накрыл колпаком и поместил в переносной сейф. После чего Броуди закрыл сейф и опечатал его.

В общем, как я и говорил, рутинная процедура, которую не скрасил и обязательный ритуал завершения сделки - шампанское (предвидя это, мне пришлось, подлетая на яхте к вилле Мальконенна, снять запрет на предоставление алкогольных напитков). Хейриты, находясь на службе, не пили, прагматичные ионокцы хоть и выпили, но все с тем же беспристрастным видом, б.ез удовольствия, отдавая должное чуждой для них традиции, и не более того. Я сделал вид, что пригубил шампанское (по медицинским показаниям, мне еще пару дней следовало воздержаться от алкоголя, да и потом, во избежание отторжения жабр, употреблять умеренно), и сел в кресло, вертя бокал пальцами, как бы в ожидании светской беседы. Удивил Мальконенн - он поднес бокал ко рту, понюхал, поморщился и пить не стал, возвратив бокал на столик с сумрачным видом. И я внезапно понял, что вовсе не мои строгие предупреждения подействовали на него - крелофонист находился в крайней степени через силу сдерживаемого возбуждения. Никак не мог дождаться, когда все закончится. Слишком многое он поставил на карту, чтобы играть благодушную роль маститого коллекционера.

Один Броуди излучал прекрасное расположение духа. Произнес спич во славу земного искусства, не забыв при этом отдать должное владельцу скульптуры Нэфр'ди-эт, любезно предоставившему ее для выставки на Раймонде. Выпив, раймондец пустился было в восторженные разглагольствования на тему "ars longa, vita brevis" (1) и о том, как любят на его родной планете искусство Земли, но, наткнувшись на более чем холодное восприятие, стушевался, скомкал речь и стал прощаться. Еще раз поблагодарил Мальконенна, пожал ему руку и, заметив, что я продолжаю сидеть в кресле, повернулся ко мне.

1 Искусство вечно, жизнь коротка (лат.).

- Надеюсь, вы не надолго задержитесь? - спросил он.

- Минут на пять, не больше, - заверил я. - Кстати, если вас не затруднит, пусть киберы погрузят на катер мой багаж. Три баула стоят на причале.

- Какие могут быть разговоры! - воссиял улыбкой Броуди. - Непременно.

И опять меня кольнула его улыбка, почему-то показавшаяся неискренней. Чересчур оживленно вел себя Броуди, слишком восторженно, почти на уровне экзальтации, и от этого был похож на марионетку из кукольного водевиля, которую дергают за невидимые ниточки, заставляя ни к месту улыбаться, рассыпаться в любезностях, шаркать ножкой... Не человек, а персонаж. Впрочем, человеком он-то и не был - до сих пор ведутся дискуссии, является ли внешнее человекоподобие раймондцев настоящей формой тела, или же это искусственная оболочка. И мне было трудно судить, действительно ли Броуди неискренний, себе на уме субъект, или же мое негативное отношение к раймондцу обусловлено знанием его физиологической неопределенности.