Владимир Немцов - Счастливая звезда (Альтаир) Страница 30

Иногда в сети попадалась лиловая щука, будто выкупанная в чернилах, карминовый ершишка и ярко-зеленая плотва. Возможно, что за последние недели опытный цех фабрики «Химкраска» осваивал новую технологию какого-нибудь красителя.

Лева подумал, что подобное разнообразие не отвечало насущным интересам холоднокровных обитателей маленькой речки. Они не привыкли менять свой природный цвет, как некоторые представительницы человеческой породы, превращаясь то в блондинку, то в рыжеволосую.

Пришлось рыбам покинуть гостеприимные заросли родных камышей, уютные уголки под корягами, мягкое, илистое дно. Но даже в широкой, многоводной Волге возле устья родной речушки бедные раскрашенные судаки и щуки чувствовали ненавистный им запах «вредной химии».

— Но почему же ваш председатель артели не поехал на фабрику?! — воскликнул Усиков. Он был искренне возмущен. — Почему… это самое… не потребовал установить специальные фильтры?

— А его туда и не пустили. Только сказали, что краска ихняя безо всякого вреда для рыбы. Доказано наукой.

— Какая тут к лешему наука! — в сердцах крикнул Прохор Кузьмич. — Вся рыба уйдет!

— Значит, надо в газету писать, — горячился Усиков, суетливо ерзая на месте. — Комиссию должны прислать, проверить, выяснить…

— Эх, милок, — старик соболезнующе похлопал его по плечу, — пока выяснять будут, рыбы совсем не останется. Тут каждый день дорог.

— Да и председателя нашего, холера ему в бок, не раскачаешь, — пожаловался другой рыбак. — Случайность, говорит.

Лева уже не слушал их. Он почувствовал, что здесь необходима его помощь. Снова, как и всегда в таких случаях вопиющей несправедливости, в нем возникло горячее желание сейчас же, сию минуту, действовать. В самом деле, что могут поделать несколько стариков во главе с ленивым председателем, когда им доказывают, опираясь на науку, что химическое производство не имеет никакого касательства к плохому улову. Пройдут недели, а может быть, и месяцы, прежде чем авторитетные люди заставят специалистов с фабрики признать свою ошибку.

Усиков уже начал подсчитывать, какой убыток понесет рыболовецкий колхоз, а с ним и государство, если вовремя не предупредить ретивых экспериментаторов. Ему казалось, что только он, комсомолец, человек с беспокойным, горячим сердцем, студент, имеющий опыт исследовательской работы, может помочь рыбакам, он не имеет права пройти мимо.

— Ночью фабрика тоже работает? — быстро спросил Лева, обращаясь к Прохору Кузьмичу.

— А как же! Еще не всю Волгу закрасили. Вон ихний огонь горит.

Старик тяжело приподнялся и указал на противоположный берег. Там еле заметно тлел красноватый огонек.

Усиков решительно застегнул воротник.

— Лодку можно взять?

— Это к чему же?

— Хочу, чтоб судаки были… это самое… нормальными, а не голубыми, пошутил Лева, протягивая руку к ведру. — Митяй, помоги найти такого.

— Ты что еще придумал? — сурово спросил Митяй, отодвигая ведро. — А дело позабыл? — он выразительно посмотрел на чемодан телевизора.

— Об этом после поговорим. Женечка не будет возражать, — спокойно заметил Усиков.

В глубине его души таились искренний гнев и обида на Митяя. Как ему не совестно напоминать о их личном деле, когда речь идет о других, куда более серьезных вещах!

Молчат старики, но, вероятно, думают, что московский комсомолец поступает правильно. Хоть и мала надежда на успех, но почему же не попытаться!

Прохор Кузьмич улыбнулся беззубым ртом и прикрыл его бородой.

— Шустрый ты парень. Может, и вправду, чего выйдет. Ты им там по-научному растолкуй: дескать, крашеную рыбу на базе не принимают.

Старики хлопотливо собрали в дорогу ходатая по общественным делам. Кто-то достал из ведра голубого судака и завернул в газету. Другой объяснил Усикову, как ближе всего пройти к фабрике. Прохор Кузьмич вызвался перевезти его на тот берег, но Лева отказался, чтобы не заставлять старика ждать там. Сам как-нибудь справится.

Митяй спокойно смотрел на эти проводы, считая Левкину затею наивной и бесцельной, уверенный, что Журавлихин ничего подобного ему не разрешит.

Любитель строгого порядка, Митяй избегал вмешиваться не в свои дела. Да, он прекрасно сознавал, что голубых или розовых судаков не должно быть. Это непорядок, нарушение общепринятых норм, и вполне понятно, что раскрашенная рыба не может приниматься на государственных базах. Но почему именно там не поднимут этот вопрос? Почему не вмешается райсовет? Неужели приезжие студенты должны быть дальновиднее и умнее уважаемых лиц, которым поручено следить за порядком в районе?

Все это он неторопливо и убедительно высказал Левке, предусмотрительно отведя его в сторону. К чему свидетели во время такого серьезного разговора, тем более что Левка обязательно начнет спорить!

Митяй не ошибся. Когда он спросил у него, стоит ли так горячо принимать к сердцу судьбу судаков, если еще не найден аппарат, за который в ответе лично он, Усиков, посмотрели бы, что с ним случилось!

— Ты сам судак! — прошипел Лева, вытаращив глаза. — Рыбья кровь! Да разве можно спокойно относиться к такому делу!

Несомненно, Митяй обиделся. Правда, Левка попытался смягчить свою непроизвольную вспышку и стал, как всегда, защищать свой жизненный принцип, доказывать необходимость активного вмешательства в подобные дела, так как он комсомолец и должен бороться за торжество справедливости. Но все это было давно знакомо Митяю. Он не принимал всерьез Левкиных принципов, и часто сам Левка казался ему театральным героем, размахивающим картонным мечом.

Митяй молчаливо ждал «начальника поисковой группы», чтоб убедить его в своей правоте, — тогда Левка останется с носом. Ясно, что Женя его не поддержит.

Но плохо знал Митяй своего старшего товарища. Он не только разрешил Усикову пойти на фабрику, но и сам пожелал это сделать.

Стремление к абсолютной самостоятельности, характерное для Левки, привело к тому, что Журавлихин остался у телевизора, а Усиков получил милостивое разрешение защищать судаков. «Что ж, пусть идет инспектором, — вздохнув, решил Митяй. — Такова воля начальства. Ему виднее».

Не скрывая усмешки, Митяй смотрел, как Левка мечется по берегу, ищет какие-то бутылки, взял две водочные у рыбаков, но этого оказалось ему мало, подбежал к своему чемодану, вытащил флакон с тройным одеколоном и без сожаления вылил его.

Укоризненно покачивая головой, глядел на это Митяй, понимая, что флакон понадобился новоиспеченному химику, чтобы взять пробу воды возле фабрики. «Ну к чему такое кустарничество? — думал он. — Приедут специалисты с пробирками, с колбами, возьмут пробы в разных местах, не торопясь, как этого требуют настоящие исследования. А тут — детские забавы. Стыдно даже глядеть».