Алексей Бессонов - Сожгите всех! Страница 31

– Мне не нравится судья, – сказал Бэрден, садясь рядом с Андреем. – Как бы не было с ним проблем.

– Проблемы с судьей не так уж важны, – отозвался Андрей. – Далю и его людям важно выиграть не процесс, а собственное паблисити. Нам важно выиграть Оксдэм...

– Вы так считаете? Нет, я хочу выиграть процесс.

– А я? Конечно, процесс мы должны выиграть, но поверьте мне, Даль не пойдет далеко. Если дело дойдет до серьезного противостояния, он капитулирует.

– Но ведь тогда он сам потеряет лицо...

– Вы плохо разбираетесь в политике, Олли. Для Даля и Шэттака важнее всего репутация партии, которая представляет интересы ветеранов. Конечно, речь не идет о простых солдатах, нет. Как я понял, суть дела в том, что многие люди, изрядно разбогатевшие во время войны, стали давить на старые семьи, пытаясь отнять у них прежнее влияние. Шэттаку, его друзьям и прочей древней аристократии, которая, заметьте, на войне только потеряла, это отнюдь не по вкусу. Они выбрали политически верный момент – сейчас мощная консервативная партия, выступающая под всем понятными лозунгами, имеет хорошую перспективу. Знаете, Шэттак рассказал мне интересную вещь. После того, как заканчивается масштабная оборонительная война, самые радикально настроенные солдаты становятся ужасными консерваторами. Знаете, почему? Потому что они инстинктивно продолжают защищать тот порядок, который раньше защищали своим оружием.

– Он мудрец, этот ваш Шэттак.

– Наш, Олли, наш. Возможно, это и не его мысль, но главный талант Шэттака заключается в умении собирать вокруг себя людей, способных время от времени выдавать такие вот тезисы... Он умеет разбираться в обстановке.

– Но в целом, Андрей, как вы видите нашу судебную перспективу?

– В целом, Олли, положительно.

– Я говорю это к тому, что до сих пор еще не решил, взрывать ли мне мою бомбу...

– Так вы все-таки привезли ваши записи? – удивленно посмотрел на шефа Андрей.

– Ну а для чего же я выспрашивал у вас, где вы их зарыли? Честно сказать, спуск в проклятую шахту потребовал от меня немалого мужества. Я все время думал, как же вы умудрились провести там несколько месяцев...

– Ну, тогда были другие времена.

Кар остановился возле подъезда какого-то ресторана. Из другой машины, которая шла сзади, вышли Даль, Маркелас и Трюфо.

– Следует напирать на подробности, – услышал Андрей голос сенатора. – На ужасные подробности налетов и все такое прочее. Ну и конечно, не забывать солдат того проклятого легиона, которые заперли вас всех в отеле, а сами бросились поджигать город. Завтра прибудут обыватели, и на прениях мы их придавим.

«А, – вспомнил Андрей, – завтра же прилетают Гор, вдова Дорфер и еще кто-то там... интересно, что скажут на это Блинов с Хатчинсоном?»

В отдельном кабинете ресторана их ждал Шэттак.

– Вы хорошо говорили, мастер Бэрден, – одобрительно сказал он, пожимая шефу руку, – сдержанно, как и подобает государственному администратору, и в то же время звонко... А вот вы, доктор, могли бы сказать и побольше. Впрочем, впереди прения, и все желающие еще наговорятся как следует.

– Меня почему-то тревожат уверенные рожи ответчиков, – заявил Даль, наливая себе минеральную воду.

– Они купили хороших адвокатов, – улыбнулся Шэттак. – Но это им не поможет. Верно, Трюфо?

Юрист задумчиво покачал головой. На еду он и не смотрел.

– Они будут все отрицать – вот увидите, – сказал он. – Они начнут заявлять протесты, они скажут, что свидетели подкуплены, а потом потребуют отправки на Оксдэм особой следственной комиссии. Сейчас все будет зависеть от того, насколько уверенно поведут себя наши свидетели. Обвинителю следует быть поэнергичнее...

– Да что с вами такое, Марсель? – удивился Шэттак. – Вы никогда не блистали оптимизмом, но сейчас, кажется, перещеголяли самого себя. Что это за мрачность? Вам не нравятся их адвокаты?

– Плевать я хотел на адвокатов. Мне не нравится шаткость обвинения. Вы понимаете, что они могут фактически отвести свидетелей?

– Да вы сошли с ума, Марсель. Мы же говорили вам, что превращение процесса в сугубо уголовный не является нашей основной целью. Пусть он останется гражданским. Военными будут заниматься военные, наша задача – обвинить... вывести негодяев на чистую воду.

– Они-то об этом не знают.

– И прекрасно! Пусть себе нервничают.

– Мы не сможем доказать связь Хатчинсона и налетчиков. Мы не сможем доказать, что все было решено заранее.

– Нам требуется доказать, что Хатчинсон воспользовался ситуацией и купил офицеров легиона. Все, больше ничего и не нужно. Мы искупаем в дерьме Блинова и прочих, «Элмер Хиллз» в конце концов откажется от идеи дешево купить Оксдэм, да и вообще – вы представляете, как запрыгает Момбергер и его подпевалы из промышленной фракции? Сенатор Даль запросто провалит их законопроект о льготном налогообложении инвестиций. Пусть не лезут, куда не надо. Через месяц проект пройдет комиссии и будет выставлен на прения. Если мы как следует раскрутим этот процесс, он провалится в первом же чтении. Даже левые, боясь потерять последнее, станут голосовать против. Разве я говорил о чем-то другом?

– Вы великий стратег, сенатор, – вздохнул Трюфо.

Бэрден с сомнением посмотрел на Шэттака, но возражать ему не стал. Для него было важно преодолеть свою собственную робость, и он знал, что помочь в этом ему может только запись, лежащая сейчас у него в номере.

– Сенатор, – произнес он, – у меня есть к вам одно небольшое дело. Следует провести экспертизу одной аудиозаписи на предмет установления ее подлинности...

Выслушав его, Шэттак откинулся на спинку стула и иронично поднял брови.

– Так вы считаете, что столь мощный аргумент следует вводить в бой в последнюю очередь? Но почему, ваша милость?

– У меня есть причины.

– А, понимаю. Вам еще жить на Оксдэме, да? И вы хотите застраховаться от недоброжелателей? Или вы все-таки говорите там что-то не то?

– Нет, не то и не другое. Я должен свалить их сам, без этой записи, одними своими показаниями.

– А вы уверены, мастер Бэрден? Вы уверены, что они не смогут переиграть вас на прениях?

– Если они станут отвергать правду, это будет лжесвидетельством. Вы же понимаете, что ни я, ни доктор еще не сказали всего того, что должны сказать...

– Ого! Ну, я надеюсь, что ваши дальнейшие показания сумеют свалить наших оппонентов. Сенатор Даль, наверное, будет более активен. Вы понимаете, что прения – это поединок? Кто кого переговорит, понимаете?.. Иногда доходит до того, что показания – сами по себе – могут быть уже не так и важны. Важно, как поданы они судье и присяжным. Не забывайте, у них хорошие адвокаты. На десять ваших слов они ответят сотней.