Валерий Чубар - Следующее поколение Страница 31

— Старость…

С утра лил дождь, небо затянули тяжелые серые тучи. Ант перенес Совет на следующий день в знак скорби. Вик был рад этой, пусть небольшой, отсрочке.

Накануне они с Антом так и не смогли договориться до чего-либо определенного. У Вика разболелась голова, он извинился перед Антом и отправился спать. Он едва добрался до своего топчана — и тут же провалился в черную яму беспробудного сна.

Разбудил его шум дождя. За мутным стеклом висела шуршащая серая пелена, в комнате было полутемно. Вик отправился в душевую и долго мылся ледяной водой, отгоняя сон. Потом он собрал всю свою грязную одежду, отнес ее в прачную и, свалив в один из больших металлических чанов с подогретой водой, которые стояли здесь, как умел занялся стиркой. Тут появилась Мара — и от нее Вик узнал о смерти прошлого.

Еще одного… Оставался теперь только один — Сергипетроич. Это напомнило Вику о его решении поговорить с прошлыми, о решении, принятом возле загадочной зоны эрапорта. Следовало поторопиться с разговором — иначе — иначе вскоре говорить будет уже просто-напросто не с кем.

Мара помогла Вику, и с ее помощью он быстро разделался со стиркой. Оставив одежду в прачной сушиться, Вик вернулся в свою комнату, чтобы поесть. Сидя на топчане и сосредоточенно пережевывая порцию свежей фермерской пищи, он думал о том, как объяснить свое появление Сергипетроичу. Простое любопытство? Но Сергипетроич не любил любопытных, он всегда был молчалив, замкнут и на вопросы о Городе, о минувших днях отвечал либо скупо и односложно, либо не отвечал вовсе.

Впрочем, Вик смутно надеялся, что сегодня — в день скорби, в день смерти последнего из своих друзей, Сергипетроич будет разговорчивее. Не может быть, чтобы сознание того, что он остался последним из прошлых, никак на него не повлияло.

Покончив с пищей, Вик отыскал под топчаном большой кусок удивительно прочной ткани прошлых — брезенда — накинул на плечо акэм, завернулся в брезенд и вышел из комнаты.

Сергипетроич жил в главном жилом блоке, так что идти было недалеко. И все равно, несмотря на брезенд, Вик успел промокнуть с ног до головы. Дождь хлестал с такой силой, словно Река встала на дыбы и обрушилась на Централь с неба. Воздух был душным и плотным от переполняющей его влаги. Все тропинки, все сфальты скрылись под водой, Вик едва добрался до Большого Сфальта через вязкую, грязную жижу. Ни один человек не встретился ему по пути. Люди Пета работали на Станции, служба пищи — на Ферме, ходовики мокли на границах, а все остальные сидели по своим блокам и комнатам.

Сергипетроич тоже сидел у окна своей комнаты. Он, казалось, ничуть не удивился приходу Вика. Равнодушно ответив на его приветствие, Сергипетроич продолжал неотрывно вглядываться в далекие очертания построек и блоков Города, едва различимых сейчас за пеленой дождя.

— Я пришел… — неуверенно начал было Вик, но, неожиданно, Сергипетроич перебил его:

— Одиночество, — сказал он. — Одиночество всегда, даже тогда, когда ты окружен людьми. Особенно тогда, когда ты окружен людьми… Ты не знаешь этого чувства.

Вы не знаете и не можете знать. А может быть я не прав, и чувство одиночества вам тоже знакомо. Возможно, это оно ведет вас к Развилке. Как ты думаешь? — спросил он Вика, не поворачивая головы и не отрывая своего взгляда от окна.

— Я не знаю, — ответил Вик.

— Ты пришел, чтобы поговорить о Городе, — не спросил, а утвердительно произнес Сергипетроич, по-прежнему не поворачивая головы.

— Да, — сказал Вик. — О Городе и об Исходе.

— Я наблюдаю за тобой, — неожиданно сказал прошлый, обращая, наконец, к Вику свои старческие, слезящиеся, но внимательные глаза. — Наблюдаю за тобой на Совете. — Во взгляде прошлого Вик уловил какое-то доброе, дружеское чувство. — Я очень внимательно за тобой наблюдаю. Ты первый, кому удалось провести конвой без потерь и попутно показать серым, на что мы способны. Ты составил план, по которому ходовики должны были перейти границы Централи — и они сделали это. Я уверен, что и фермеры относились к тебе с уважением. Ведь так?

— Не знаю, — вновь пришлось сознаться Вику.

— Как ты думаешь, сможем мы договориться с фермерами и заключить с ними союз?

Вик никогда не думал об этом.

— Пожалуй, это было бы нелегко… — медленно ответил он, растягивая слова, чтобы выиграть время для обдумывания столь прямо поставленного вопроса. — Нелегко, конечно, но возможно. Вполне возможно.

— Такой союз нам бы очень помог, — заметил прошлый. — И, мне кажется, ты в силах заключить его.

— Я?! — Вик был поражен до глубины души.

— Почему бы и нет? Возможно, ты способен и на большее… — прошлый замолчал, не договорив. — Но довольно об этом. Ты пришел, чтобы узнать о Городе и об Исходе.

Спрашивай. Я отвечу тебе.

— Как все это произошло? — спросил Вик. — Как образовалось наше государство?

Почему был Исход?

Сергипетроич уже опять не смотрел на своего собеседника. Он вновь устремил свой взгляд в окно, за которым мерно шумел дождь, казавшийся бескрайним и бесконечным.

— Мне придется произносить много незнакомых тебе слов из прошлого, — сказал наконец Сергипетроич. — Постарайся понять хотя бы главное. Слово «катастрофа» знакомо тебе?

— Конечно! Катастрофа — это когда ну, например, взрывается грузовик.

— Верно. Но прежде слово «катастрофа» употреблялось и в более широком смысле.

Когда взрывается не грузовик, а все окружающее, весь окружающий мир. Взрывается, распадается, рушится… Мне довелось пережить это. Мы жили в предчувствии катастрофы. Я, впрочем, был молод, мне было всего девятнадцать, когда начался Исход, я многого не понимал — но и я чувствовал — что-то не так. Многое мне объяснял отец. Он часто говорил об этом: о предчувствии катастрофы. Он гадал: какой она будет? Атомной, экономической, экологической? Вы не знаете этих слов.

А мы знали. И думали: какое же из них начнет убивать нас завтра? Никто не мог представить себе, что все начнется сразу и, нарастая, раздавит общество. Именно общество!

Прошлый умолк. Казалось, он подыскивает нужные слова. Вик молчал. Он слушал, затаив дыхание.

— Социальная катастрофа — вот что произошло в итоге, — заговорил, наконец, прошлый. — Общество развалилось на куски и перестало быть обществом. Люди перестали делать то, что ДОЛЖНЫ были делать. Каждый хотел делать что-то иное. Но Город — это полмиллиона человек. Ты представляешь себе это количество людей?

— Смутно, — признался Вик. Уверенно он считал только до тысячи.

— Так вот, взрослых в Централи пятьсот человек, — продолжал Сергипетроич. — Полмиллиона — это тысячу раз по пятьсот. Представь себе тысячу Централей — сжатых, стиснутых в каменном мешке. Мы наделали массу страшных ошибок — так говорил мне отец. Мы не просто загубили природу вокруг и внутри Города — мы изуродовали сознание человека по отношению к природе. Мы создали особого человека — городского, который мог существовать только в огромном обществе себе подобных. И когда это общество начало распадаться, возникла паника. И все покатилось, как снежный ком с горы. Исход начался еще до катастрофы: те, кто чувствовал неладное, уходили из Города куда только можно. Город задыхался в своих границах, в кольце отравленной им самим природы и отравленных им самим людей. Те, кто жил в центре Города, уже не понимали тех, кто жил на окраинах. Мы вырождались и дичали: эти слова произносились вслух, но мы словно не слышали самих себя и тупо твердили: «Обойдется!» Мы надеялись на другие города — а те, задыхаясь в собственных нечистотах, надеялись на нас. Центр Города надеялся на фермеров — а фермеров грабили окраины, сами надеясь на центр, требуя от него исправить то, что они губили сами… Это было какое-то социальное помешательство! Городские власти только делали вид, что контролируют ситуацию, а на самом деле ситуация контролировала их. Каждый спешил урвать что-нибудь для себя. И общество рухнуло, не выдержав напора…