Эйв Дэвидсон - Феникс и зеркало Страница 31

Сколь бы убого ни выглядела резиденция вождей, не обошлось без ритуала: очевидно, хозяевам все же было присуще определенное понятие о вежливости и гостеприимстве. На тявканье, возникшее из грудной клетки лежащего, когда тот проснулся и обнаружил перед собой гостей, откуда-то сбоку появились три человека жутковатого вида. Все трое хромали. Оруженосцы они были или приближенные, но все трое явно только что разделяли послеполуденный отдых со своим повелителем, так что теперь присоединили свои покряхтывания и зевки к байлинским. Постепенно подтягивались рабы и прочие дворовые люди. За это время вождь Байла успел прочистить нос и горло, ополоснулся пригоршней воды и произвел иные физиологические действия, свойственные проснувшемуся человеку, которые, невзирая на их наглядный натурализм, все же свидетельствовали о том, что аудиенция началась и идет своим положенным чередом.

Вергилий и Эббед Сапфир расположились на овчинах, покрытых сверху шелковыми халатами с меховой оторочкой, принадлежавшими, верно, когда-то какому-нибудь бедолаге-скифу. Принесли вино, шикарные чаши, совершенно не подходившее одна к другой, были принесены свежая вода, кумыс, корабельные галеты и что-то вроде пастилы из крашеного сахара. Пастила, видимо, когда-то была мягкой. В углу палатки объявилась женщина, которая села, скрестив ноги, на табурет и, явно не в такт бряцая по тамбурину, завыла что-то себе под нос, одновременно ухитряясь кормить ребенка, примостившегося у нее на коленях.

При звуках музыки оруженосцы приосанились и принялись представляться, протягивая гостям свои крепкие, корявые длани. У багатура Мудраса не было глаза. Багатур Бруда обладал только частью левой ноги, багатуру же Габрону приходилось опираться на палку, дабы компенсировать отсутствие на правой ноге ахиллесова сухожилия. Представившись, все трое в такт и в тон взвыли:

- Давай! Давай! Давай!

Хозяевам был предъявлен алый свиток с имперскими бумагами и монограммой. Габрон оглядел свиток, понюхал и передал Мудрасу, который в свою очередь развернул документы и немедленно отдал по цепочке дальше Бруде, который, не мудрствуя лукаво, просто положил их на колени Байле. Тот развернул грязными пальцами бумаги, повернул вверх ногами, поглядел на просвет, словно бы желая увидеть там какие-то красивые картинки, и, разжав пальцы, позволил бумагам мягко скользнуть на пол. Затем грубоватым голосом, в котором явно сквозило разочарование, сказал:

- Императорские книги, да. Красивые. Гладкие. Великая честь. Рим и морские гунны - большие друзья. Ешь, пей. Мясо, рыба. Как тебя зовут?

Его неоценимость Байла, сын Байлы, сын Отилла, сын Эрны - вождя морских гуннов, Великого Вождя, Вождя Вождей, был щуплым и хилым человеком с подслеповатыми, мутными глазами, реденькими и топорщащимися усами. Левую его щеку пересекал шрам, но явно старый.

Финикиец представился.

- Пунический человек - хороший моряк, только все время ездит, ездит, что-то продает, - сказал вождь отчасти неприязненно, - а нам торговля ни к чему. Гунн не покупает, он просто берет.

Затем Эббед Сапфир представил своего патрона. Едва это было произведено, как багатуры Мудрас, Бруда и Габрон вновь повторили свое почти ритуальное заклинание: "Давай! Давай! Давай!", дружно протянув вперед руки. Что ж, гости преподнесли подарки. Огненный Человек передал вождю длинный нож в ножнах из алой кожи, в которых имелись кармашки для ножичка маленького размера и точильного бруска. Даром же Вергилия оказалась пара подвязок из золотой ткани, украшенных причудливыми черными жемчужинами.

Напялив на руки подвязки, как если бы это были браслеты, вождь меланхолично поковырял в зубах маленьким ножичком, а затем поднялся на ноги, приглашая следовать за ним. Оруженосцы куда-то пропали, видимо, вернулись к прерванному отдыху, женщина (как оказалось впоследствии, Мать Клана Лисы и Музыкантша Двора) прекратила свои постукивания и завывания, немедленно определив сосок левой груди в рот младенцу.

Гости покинули палатку и, повинуясь жестам Байлы, зашли за какую-то загородку. Там стояла колонна, и к ней был кто-то привязан.

- Дам тебе добрый совет, - произнес вождь. - Послушай, шаман Вергилий, будь внимателен. Не будь подобен плохому шаману. Сучий потрох! - внезапно взвизгнул он, пнул ногой привязанного к колонне и побагровел. - Ты! Поедатель свиного пойла!

Существо, закованное в цепи, подняло голову и, покряхтев, встало на ноги. Оказалось, что это медведь. Дряхлый, плешивый и самый слабый изо всех медведей на свете, виденных когда-либо Вергилием. Зверь морщился, топтался на месте, шевелил беззубыми челюстями, а когда Байла в истерике принялся швырять в него палками и камнями, прикрыл глаза лапами. Он казался стариком, закутанным в медвежью шкуру, очень старую шкуру, - и снова, несмотря на то что день был жарким и сверху, сквозь отсутствующую крышу храма, палило солнце, по позвоночнику Вергилия пробежал холодок страха.

- Это Тилдас-шаман?! - Слова против воли вылетели из его рта.

- Да! Шаман Тилдас! Сучий потрох Тилдас! Сифилитик Тилдас!

Да, это был именно он, тот самый медведь, о котором все морские гунны думали, будто он был ранее человеком.

- А почему ты его ненавидишь? - спросил Вергилий.

- Почему? - голос вождя сорвался на визг. - Почему? Почему? Почему ненавижу? - Рот вождя сжался, а маленькие, слабые ручонки вцепились в медведя и принялись драть шерсть. Вождь словно разучился от ярости говорить, по крайней мере, из него вылетела вся та не слишком богатая латынь, на которой ему еще удавалось изъясняться. Дело, похоже, было именно в том, что шаман Тилдас не смог вернуться в человеческий образ и потому не привел с собой дух Отца Вождя и дух предыдущей Матери Клана. И не передал послание от них - благоприятное для Байлы, что и дало возможность его братьям, Отиллу и Осмету, узурпировать власть, а Байлу довести до подобного бессилия.

- Вождь! - орал он, лупя себя кулаками в куриную грудь. - Байла! Вождь! Вождь тоже! Отилл - вождь, Осмет - вождь, но Байла - Байла тоже вождь.

Да, несомненно, он тоже был вождем - вождем заброшенной пристани, вождем старух и пузатых детишек, вождем инвалидов и калек, вождем мух и шелудивых псов. Вождь. Вождь Байла.

Чуть поодаль от храма находилось небольшое святилище, которое построили греки еще до того, как морские гунны подошли к острову и обрушились на него, подобно полчищам саранчи. Стены святилища обветшали, одна вообще обрушилась, камни поросли мхом. Здесь, среди зелени и прохлады, на время избавившийся от необходимости постоянных сравнений того, кем он мог бы стать и кем стал, Байла, отошедший после недавней вспышки, сидел и разговаривал со своими гостями.