Эрик Рассел - Зловещий барьер. Ближайший родственник. Оса Страница 32

За площадью, на полуразрушенной крыше, шатко угнездился пост подслушивания вместе с радиолокатором. Квадратные раструбы поста были бесцельно устремлены на запад, полусферическая антенна радара с деловым видом, но без особой пользы вращалась вокруг своей оса Даже не видя, Грэхем знал: где-то между постом на крыше и пушками застыли у приборов управления огнем еще более напряженные, безмолвные фигуры, ожидающие нечеловеческого воя, который возвестит о приближении какого-нибудь объекта, летящего достаточно медленно для того, чтобы его обнаружить, а при удаче и сбить.

На какой-то миг над Скалами вспыхнуло яркое розовое зарево, вслед за ним прокатился грохот взрыва. Вверх по Гудзону пошла мощная приливная волна. Еще мгновение, и следующая вспышка возникла выше по реке, близ Хэверстроу. Потом все смолкло.

Но только не на улице. Из глубины, прямо из-под ног, доносились странные неумолкающие звуки, как будто кто-то глодал землю мощными челюстями. На протяжении мили одинокого пешехода неотступно, сопровождало это подземное «хрум-хрум-хрум».

Там, глубоко внизу, ниже всех подземных этажей города, гигантские бериллиевые челюсти вгрызались в породу, прокладывая артерии нового, более безопасного города, недоступного для бомб и ракет.

«Когда все это кончится, — подумалось Грэхему, — бывшая подземка превратится в наземную железную дорогу».

Повернув налево, он увидел в окружающем мраке более плотное темное пятно. Неясный силуэт находился на другой стороне улицы и торопливо приближался, громко позвякивая металлическими подковками.

Они почти поравнялись и должны были вот-вот разминуться, когда из набухшего темного облака, незаметного в кромешной тьме, вылетел шар холодного голубого света. От его внезапной яростной атаки спасения не было. Почуяв близкую гибель, смутно различимый во мраке человек завертелся волчком и издал леденящий душу вопль.

Грэхем отступил туда, где тень была поглубже, его зоркий взгляд отметил поразительную быстроту нападения. Шар заплясал вокруг своей жертвы, озарив ее тусклым, мертвенным светом. Было видно, как тонкие сверкающие нити щупальцев вонзились в тело несчастного… Витон выпустил пару колец, которые призрачным ореолом рассеялись в воздухе. Еще миг — и светящаяся тварь взмыла ввысь, унося с собой обмякшее тело.

Еще одного человека тем же манером схватили на пустыре, ярдов через двести дальше, по дороге. Проходя мимо остова многоквартирного дома, Грэхем видел, как охотник и его добыча пересекли открытый участок. Гротескно удлиненная тень пешехода, высвеченная бледным сиянием шара, стремительно неслась впереди. Бег жертвы был столь неистов, как будто она спасалась от порождения ада. Человек несся огромными неуклюжими скачками, из сдавленного ужасом горла вырывались невнятные обрывки слов.

Переливающаяся голубая бестия нависла над жертвой, образовав вокруг ее головы дьявольский нимб. Потом раздулась, поглотив беглеца вместе с последним отчаянным воплем. Перед тем, как подняться в небо с добычей, витон выпустил два светящихся кольца.

Третьего и четвертого схватили на Дрекслер авеню. Они успели заметить пикирующие голубые молнии. Один бросился бежать. Второй упал на колени, скрючился в жутком поклоне и закрыл голову руками. Бегущий что-то хрипло выкрикивал. Живот трясся, но ногам текло, вопли звучали, как стенания обреченной на заклание жертвы. Коленопреклоненный оставался в той же позе, как будто молился своему идолу. Но идол, как и все боги, не внял молитвам. Обоих схватили одновременно. Оба разом вскрикнули, разом вознеслись в небеса — и еретик, и истово верующий, и грешник, и праведник. Витоны никому не оказывали предпочтения, никого не миловали. Они сеяли гибель так же неумолимо, как торговцы смертоносным бактериологическим оружием.

Лоб Грэхема покрывала обильная испарина. Он крадучись проскользнул по дорожке к дверям больницы Самаритэн. Перед встречей с Гармонией он отер со лба пот и решил ничего не рассказывать о трагических событиях, свидетелем которых он оказался.

Она, как всегда, выглядела сдержанной и спокойной. Во взгляде глубоких темных глаз ему почудилась какая-то убаюкивающая безмятежность. Однако они видели его насквозь.

— Что случилось? — спросила девушка.

— Случилось? С чего вы взяли?

— Вид у вас взволнованный. К тому же вы только что вытерли лоб.

Вытащив носовой платок, Грэхем еще раз отер испарину и спросил:

— Откуда вы узнали?

— Он у вас еще влажный. — В глазах ее мелькнула тревога. — Витоны снова гнались за вами?

— На сей раз не за мной.

— За кем же?

— Это что, допрос? — осведомился он.

— В кои-то веки вы вышли из себя! — сказала она, защищаясь.

— Я всегда выхожу из себя, когда разговариваю с вами. — Он на время выбросил из головы гнетущие мысли и одарил ее призывным взглядом. — Я приду в норму, когда немножко привыкну к вам, когда мы будем видеться чаще.

— В каком смысле?

— Вы прекрасно понимаете, в каком!

— Уверяю вас, что не имею ни малейшего понятия, на что вы намекаете, — холодно произнесла она.

— На свидание, — подсказал он.

— На свидание! — Она воздела глаза к потолку. — Подумать только, он явился назначать свидание! И это при том, что творится вокруг. — Она села за свой стол и взялась за ручку. — Вы, должно быть, совсем рехнулись, мистер Грэхем. День добрый, и всего хорошего.

— Сейчас не день, а ночь, — напомнил он и, притворно вздохнув, добавил: — Ночь, так и созданная для любви.

Доктор Кертис громко фыркнула и углубилась в свои бумаги.

— Ладно, — сдался он, — вижу, мне опять дали отставку. За последние дни я к этому уже привык. — Давайте поговорим на другую тему. Что вы узнали?

Она отложила ручку.

— Я ждала, пока вы придете в себя. Ведь я уже несколько часов хочу вас видеть.

— Ей-богу? — он радостно вскочил с места.

— Не обольщайтесь, — она жестом велела ему сесть. — Все очень серьезно.

— Господи, а со мной-то разве все не серьезно? — изрек он в пространство.

— Ко мне на чай заходил профессор Фармилоу.

— Что же вы такого в нем нашли, чего недостает мне?

— Умение себя вести, — отрезала она.

Он поморщился, но промолчал.

— Кстати, очень милый старик. Вы его знаете?

— Так, немного, а теперь и вовсе знать не желаю, — он изобразил на лице ревность и презрение. — Тихий вечерок с седеньким козликом? Кажется, он чем-то занимается у Фордэма — тропическими бабочками или еще какой-то ерундой.

— Между прочим, он мой крестный отец. — Она произнесла эти слова с таким выражением, как будто они объясняли все. — Он физик.

— Билл, — подсказал он.

Она не обратила внимания.

— Думаю, что он…

— Билл, — не сдавался он.

— Ну хорошо, хорошо, — нетерпеливо отмахнулась она, — Билл, если для вас это так важно. — Девушка старалась сохранить непроницаемое выражение, но Грэхем уловил на ее лице тень улыбки и получил немалое удовольствие. — Мне кажется, Билл, он что-то задумал. Я боюсь за него. Ведь едва человек успеет что-то задумать, как сразу гибнет.

— Вовсе не обязательно. Просто мы не знаем, сколько людей, месяцами вынашивающих какие-то идеи, до сих пор живы-здоровы. А потом, я пока еще тоже жив.

— Вы живы, потому что одержимы одной-единственной идеей, ядовито заметила она, проворно убирая ноги под стол.

— Как вы можете говорить такое? — он изобразил негодование.

— Боже правый, дадите вы мне наконец рассказать то, ради чего я вас так ждала?

— О’кей. — Он насмешливо улыбнулся. — Так почему вы считаете, что старик Фармилоу носится с какой-то идеей?

— Мы говорили о витонах. Я попросила его объяснить, почему так трудно найти против них оружие.

— Ну, а он что?

— Он сказал, что мы еще не научились так же уверенно обращаться с силами, как с веществами, что мы сделали большой шаг, обнаружив витонов, но этого еще не достаточно, чтобы с ними покончить. — Говоря, девушка не спускала с Грэхема своих прекрасных глаз, следя за его реакцией. — Он сказал, что мы можем бомбардировать витонов всевозможными энергетическими пучками, но если ничего так и не случится, мы не сумеем выяснить, почему. Мы даже не можем поймать витона, чтобы узнать, отражает он энергию или же поглощает, а потом снова излучает. Мы не можем его изловить и разобраться, как он устроен.

— Мы знаем, что некоторые виды энергии они действительно поглощают, — вставил Грэхем. — Они поглощают нервные токи, жадно пьют их, как лошади, стосковавшиеся по воде. Еще они поглощают импульсы — радары этих тварей не улавливают. Что же касается загадки их строения, тут старик Фармилоу прав. Мы об этом понятия не имеем и даже не знаем, с какой стороны подступиться. Вот в чем вся загвоздка.