Стивен Кинг - Монстр Страница 32

В Нью-Йорке у него был литагент - упрямая рыжеволосая пробивная дамочка по имени Филлис Сэндлер, она курила "Герберт Тэрейтон", пила из бумажного стаканчика "Джим Бим"

и полагала, будто литературный свет клином сошелся на Шоне О'Кейси. Она продала три рассказа Джека, включая тот, что напечатал "Эсквайр". Джек уже сообщил Филлис про пьесу под названием "Маленькая школа", описав основной конфликт между талантливым ученым Денкером, опустившимся до того, что он превратился в жесткого, ожесточающего других директора новоанглийской школы на переломе века, и Гэри Бенсоном, учеником который видится Денкеру самим собой в молодости.

Филлис ответила, выразив интерес и предостерегла, что прежде, чем садиться за пьесу, Джеку следует перечитать О'Кейси.

В втом году она написала ему ещё раз, спрашивая, где, черт побери, пьеса. Джек в кислом тоне ответил, что "Маленькая школа" бессрочно - а не исключено, что и навсегда - застряла на полпути от руки к бумаге в той "любопытной интеллектуальной Гоби, которая известна, как авторский затык". Теперь создавалось впечатление, что Филлис и впрямь имеет шанс получить пьесу. Хороша пьеса или нет, поставят ли её когданибудь - вопрос совсем иного порядка. К тому же Джека, кажется, такие проблемы не слишком заботили. В известном смысле он чувствовал, что камнем преткновения была сама пьеса з целом - колоссальный символ неудачных лет в Стовингтонской подготовительной; символ женитьбы, которую Джек чуть былэ не доконал подобно севшему за руль старой развалюхи рехнувшемуся мальчишке; символ чудовищного нападения на сына, инцидента с Джорджем Хэтфилдом на автостоянке - инцидента, который нельзя было по-прежнему рассматривать, как очередную внезапную разрушительную вспышку своего темперамента. Теперь Джек думал, что проблема его пьянства частично произрастала из неосознанного желания освободиться от Стовигтона, а ощущение, что деваться некуда, душило любой писательский порыв. Он бросил пить, но жажда свободы не уменьшилась. Отсюда - Джордж Хэтфилд. Теперь от тех дней осталась только пьеса на столе в их с Венди спальне, а когда он закончит её и отошлет в нью-йоркское агентство Филлис, можно будет вернуться к иным вещам. Не к роману (Джек пока не был готов ринуться в трясину обязательств ещё на три года), но к нескольким рассказам - несомненно. Может статься, к сборнику рассказов.

Осторожно передвлгаясь на четвереньках, Джек прополз вниз по скату крыши, миновав отчетливую границу между новой зеленой черепицей и участком, который только что закончил расчищать. Добравшись до края участка слева от вскрытого осиного гнезда, Джек неуверенно направился к нему, готовый дать задний ход и слететь вниз по лестнице на землю, как только дело запахнет керосином.

Он склонился над тем местом, где снял черепицу, и заглянул.

Гнездо лепилось в пространстве между старым болтом и подостланными под самую черепицу досками три на пять. Черт, и здоровое же оно было! Сероватый бумажный шар показался Джеку чуть меньше двух футов в диаметре. Формы он был неправильной, потому что щель между планками и болтом была

узковата, но Джек подумал, что все-таки маленькие педики поработали на славу. Поверхность гнезда кишела неуклюжими, медленно передвигающимися насекомыми. Это были крупные недоброжелательные твари - не те в желтых пиджачках, что поменьше и поспокойнее, нет, это были бумажные осы. От осенней прохлады они отупели, стали медлительными, но Джек, с детства хорошо знакомый с осами, счел, что ему повезло - он отделался только одним укусом. Да, подумал он, найми Уллман работника в разгар лета, тот, разобрав именно этот участок крыши, был бы до чертиков удивлен. Да уж. Когда на вас садится сразу дюжина бумажных ос и принимается жалить лицо, руки, плечи, ноги прямо сквозь штаны, вполне можно позабыть, что до земли - семьдесят футов. Пытаясь удрать от них, можно просто ухнуть с края крыши. И все из-за маленьких созданий, самое крупное из которых всего-то длиной с половину карандаша.

Где-то, то ли в воскресной газете, то ли в журнальной статье, он читал, что семь процентов всех смертей в автомобильных катастрофах не имеют объяснения. Никаких механических неисправностей, никакого превышения скорости, все трезвые, погода хорошая. Просто на пустынном отрезке дороги разбивается одинокая машина, и единственный покойник - водитель - не способен объяснить, что произошло. В статье приводилось интервью с полицейским, по теории которого многие из этих так называемых "аварий на пустом месте" происходят из-за оказавшегося в машине насекомого. Осы, какой-нибудь пчелы, может быть, даже паука или мешки. Охваченный паникой водитель пытается прихлопнуть его или выпустить, открыв окошко. Не исключено, что насекомое кусает его. Может быть, водитель просто теряет управление. Так или иначе, бум!., все кончено. А насекомое, обычно совершенно не пострадавшее, с веселым жужжанием удаляется от дымящихся развалин поискать лужок позеленее. Джек вспомнил, что полицейский стоял за то, чтобы патологоанатомы на вскрытиях таких жертв смотрели, нет ли укусов насекомых.

Сейчас, когда он смотрел вниз, на гнездо, ему казалось, что оно может служить реальным символом всего, через что он прошел (протащив своих заложников перед судьбой), а ещё - знамением будущих лучших времен. Как иначе объяснить все происходящее с ним? Ведь он по-прежнему чувствовал весь набор стовингтонских неприятностей следовало рассматривать с той точки зрения, что Джек Торранс - сторона пассивная. Среди преподавателей Стовингтона Джек знал массу людей (только в отделе английского языка двоих), которые были очень не дураки выпить. Зэк Танни имел привычку в субботу утром брать целый бочонок пива и весь вечер хлестал это пиво на заднем дворе в сугробе, а в воскресенье, черт его дери, он смотрел футбольные матчи или старые фильмы и сводил результаты на нет. Однако всю неделю Зэк был трезвей трезвого - редким случаем был слабенький коктейль за ленчем.

Они с Элом Шокли были алкоголиками. Они искали друг друга, как два изгоя, все ещё достаточно стремящиеся к общению, чтоб предпочесть утопиться на пару, а не по одиночке.

Только море было не соленым, а винным, вот и все. Наблюдая, как осы внизу занимаются делами, к которым их подталкивает инстинкт, пока зима ещё не навалилась и не уничтожила всех, кроме впадающей в спячку королевы, Джек пошел ещё дальше. Он - до сих пор алкоголик, и будет им всегда. Может быть, он стал алкоголиком в тот момент, когда на институтской вечеринке второкурсников впервые попробовал спиртное. Это не имело никакого отношения к силе воли, к вопросу, нравственно ли пить, к слабости или силе его собственного характера. Где-то внутри находилось сломанное реле или выключатель, который не срабатывал, так что волей-неволей Джека подталкивало вниз под горку - сперва медленно, потом, когда на него начал давить Стовингтон, все быстрее. Длинный скользкий спуск, а внизу оказался ничейный велосипед и сын со сломанной рукой. Джек Торранс - пассивная сторона. С его норовом было то же самое. Всю жизнь Джек безуспешно пытался сдерживать его. Он помнит, как соседка, когда ему было семь, отшлепала его за баловство со спичками. Удрав от нее, он запустил камнем в проезжавшую мимо машину. Это увидел его отец и, взревев, налетел на маленького Джекки и надрал ему задницу до красноты... а потом подбил глаз. Но, когда отец, бормоча что-то себе под нос, отправился в дом поглядеть, что там по телевизору, Джек, наткнувшийся на бездомную собаку, пинком отшвырнул её в канаву. Две дюжины драк в начальной школе, в средней - и того больше, так что два раза Джека отстраняли от занятий и несчетное число раз оставляли после уроков, несмотря на хорошие оценки. Предохранителем, до некоторой степени, служил футбол, хотя Джек отлично понимал, что чуть ли не каждую минуту каждой игры буквально исходит дерьмом и звереет, воспринимая как личное оскорбление каждый блок и перехват мяча соперником. Играл он хорошо; и в младших, и в старших классах зарабатывал "Лучшего в спортивной ассоциации" - но отлично знал, что благодарить за это (или винить в этом) следует свой скверный характер. Футбол не приносил ему радости Каждая игра рождала недобрые чувства.