Станислав Гимадеев - Принцип четности Страница 32

— Давайте оставим пока разговоры, — сухо попросил Холодов, и я удивился, что он вообще заговорил. — Хотелось бы сначала дойти.

— А потом? — с интересом спросил Прохоров.

— Потом видно будет, — отрезал Холодов и втянул голову в плечи.

— Ладно, пошли, — сказал я, и мы двинулись дальше.

Сразу после брода перед нами встал нешуточный завал, продираться через который было бесполезно. Его проще было обойти. Пришлось нам делать крюк и изменять маршрут, чтобы обогнуть этот завал, что, конечно же, не добавило никому настроения. Но, вроде, пока ребята держались, если не считать недовольного ворчания Березина. Не берусь сказать, что он думал обо всем этом, но Прохоров был явно страшно заинтересован происходящим. Это было написано у него на лице. Может, это молодость виновата? Когда-то и я был такой. Конечно, я не скажу, что мне абсолютно было все равно, но в чем-то в тот момент я был согласен с Березиным. С годами начинаешь не так относиться ко всему новому и странному. Все меньше хочется связываться с тайнами и рисковать. И может быть, даже — меньше знать. Но, если сказать честно, полная неизвестность меня никогда не устраивала. Когда я нахожусь в полной неизвестности, то раздражаюсь. Поэтому я предпринял ненавязчивые попытки хоть что-то выудить из Холодова по дороге.

— Дмитрий Андреевич, — бросил я ему в спину. — Насколько я понимаю, раз вы так торопитесь… Раз не пожелали оттягивать, значит, такие случаи уже были, да?

Поначалу он не ответил, только несколько замедлил темп ходьбы.

— Почему так неожиданно? — спросил я. — Как-то врасплох… Я вот этого не понимаю. Не было и вдруг — раз!.. Что, наши ПВО сбили какой-нибудь летающий объект? Или что?

Он вдруг остановился и обернулся, сдвинув к переносице свои белесые брови.

— Нет, Иван Константинович, — ответил он, тяжело дыша. — Вот что-что, а ПВО тут ни при чем. Это я могу сказать точно. Не было никаких летающих объектов.

— А что же тогда было? — Я тоже остановился.

— Что-то другое, — уклончиво ответил Холодов. — Но информация об этом у военных уже есть. И они тоже будут здесь. Очень скоро.

— А-а… — протянул я. — Вы не хотите, чтоб они опередили вас. Ну, ваше ведомство… Я правильно понимаю?

— Правильно, — произнес он сухо.

— Почему? — поинтересовался я.

— Потому что, если военные наложат лапу на информацию, — ответил он, — то потом ее не выцарапаешь. Уже научены.

— Я не знаю, конечно, взаимоотношений между вашими ведомствами… пробормотал я. — Странно… Ну, да ладно. Так что же это, Дмитрий Андреевич?

— Больше я ничего не могу вам сказать, — сказал он, разворачиваясь и двигаясь дальше.

Остаток пути мы хранили молчание. Минут через десять мы неожиданно вышли к ложбине. Березин, который шел первым, застыл и поднял руку. Мы все остановились на краю ложбины, глядя вниз.

Там, метрах в пятидесяти, в окружении огромных елей и массивных кустов находилось что-то. Оно не издавало ни малейшего звука, оно испускало мягкий и нежный розовый свет, равномерно струившийся сквозь окружающие ветви и листья. Трудно было судить о размере объекта и его форме. В самых общих чертах он напоминал матово-розовый, светящийся шар нескольких метров в диаметре. Но это в самых общих чертах, если смотреть на него боковым зрением, как бы вскользь. Самое интересное было то, что на нем нельзя было сосредоточить взгляд. Это было очень странное чувство. Стоило начать смотреть на этот шар в течение нескольких секунд, и казалось уже что это — не шар, а что-то совсем иное. Казалось, что он начинает менять форму, это был одновременно и многогранник, и яйцо, и призма, и что-то каплевидное, и еще бог знает что. При этом у него не существовало четких границ и контуров. И решительно было непонятно, лежит ли объект на земле или висит в воздухе. Чем дольше на нем задерживался взгляд, тем менее оформленным становилось это свечение. Да и свет, надо сказать, был тоже очень странным. Он ничего не освещал вокруг, хотя и был достаточно сильным.

Зрелище было настолько необычным и завораживающим, что некоторое время мы в полнейшем молчании и оцепенении смотрели на свечение и не в силах были даже пошевелиться. Потом я пришел в себя и глянул на Холодова. У того первый шок тоже начал проходить, и он лихорадочно рылся в своей сумке. Прохоров смотрел на свечение широко открытыми глазами, припав на одно колено и открыв рот, отчего напоминал статую. Высокая массивная фигура Березина замерла между двумя деревьями. Было тихо. Совсем тихо.

Первым нарушил молчание Холодов. Он стал чертыхаться и яростно шипеть от негодования, вертя в руках видеокамеру.

— Она не работает!.. — как-то жалобно и недоуменно выпалил он.

— Что?.. — еле слышно сказал Прохоров, поворачивая к нему бледное лицо и хлопая ресницами.

— Не работает, проклятье!.. — в отчаянии воскликнул Холодов. Он прекратил бесполезные попытки вдохнуть в камеру жизнь и опустил в бессилии руки. — Этого не может быть!.. Я же проверял!..

Он стал нервно бормотать что-то несвязное и снова копаться в сумке. Вынимал какие-то футлярчики, приборчики, вертел их в руках, затем убирал обратно. Прохоров отвернулся и медленно, словно проглотив лом, выпрямился.

— Забавная штучка… — хрипло изрек Березин, не шевелясь. — Ничего подобного не видел. Что скажешь, командир?

Я промолчал. Что я мог сказать? Я наблюдал за Холодовым. Он прекратил возню со своим снаряжением и сел на землю, прислонившись спиной к дереву и слегка прикрыв веки.

— Что это может быть? — проговорил Прохоров тихо. — Оптическое явление?.. Газ? Плазма?..

Он терялся в словах, у него перехватывало дыхание и эмоции разного рода сменяли одна другую на его молодом веснушчатом лице.

— Что я могу сказать точно, — произнес Березин, — так то, что никаких иллюминаторов нет. Сопел тоже нет…

— Да при чем здесь это!.. — бросил, нахмурясь, Холодов. — Какие еще иллюминаторы, господи?

— А почему он цвет изменил? — сказал Прохоров, обращаясь к нему. — Он же какой-то синий с воздуха был!

Холодов, как ни в чем ни бывало, игнорировал его вопрос.

— Может, это шаровая молния? — сказал Березин неуверенно. — Или метеорит…

— Сам ты метеорит, — сказал Прохоров возбужденно. — Ты чего несешь?

— Может, нам Дмитрий Андреевич все-таки объяснит, — сказал я, сверля Холодова взглядом.

Но Холодов, казалось, был совсем непроницаем. Он молчаливо пошмыгал носом, потом все же соблаговолил ответить:

— Не метеорит, конечно же. И не шаровая молния.

— Это и так понятно! — выпалил Прохоров. — А что это тогда? Может, вы сами не знаете?