Многократор - Художник Её Высочества Страница 32

— Ты у себя? Я сейчас приеду.

— Зачем? — машинально спросил.

— Не груби с плеча и дождись меня.

Выдув губами свистульку, ушел на балкон коротать время, размышляя плавно по-над городом. Он думал о Сибири с её освежающим морозцем, когда слюна во рту замерзает, об охоте, по которой соскучился, о двоюродном брате, тоже охотнике, забранном медведем. Вспомнилось его «столпничество» в пятилетнем возрасте. Лазил по забору, да свалился, зацепившись ботинком за гвоздь. Древний дед потом колотил клюкой в ворота и кричал: «Эй соседи, у вас там на штакетнике летучая мышь мается.» «Вот же порода!» — посмеивались родственники. В самом деле: висит вниз головой, кряхтит, мордашка пунцовая от натуги, но на помощь не зовёт. А когда через полчаса постучала девушка, в ностальгическом настроении, с бутербродом в руке, пошел открывать дверь. Случайно откусил так много, что Абигель сказала:

— Давай поцелуемся?

Чем смутила. Прожевав и проглотив, заоправдывался в том плане, что: кишка кишке бьет по башке. Целый день не было времени поесть.

— Это плохо, — показала Абигель на бутерброд.

Плохо, всухомятку питаться, не понял Степан? Нет, плохо вообще питаться. Растолковала. Сексом не стыдно заниматься, а пожирать органику — плохо. Безобразный физический процесс: кусать, жевать, давиться, отрыгивать, прикусывать язык, выделять слюну, переваривать, выковыривать мясо ногтем из межзубного пространства… Задуматься только: то, что кушается, вполне ещё может казаться пищей, но грань очень тонкая. То, что сьедено час назад пищей не будет считаться при самом благоприятном раскладе. Вчерашняя же пища имеет свойства неожиданные: она быстро движется, и движется одновременно в разные стороны, также приобретает свойства физической волны и проникает всюду, через материалы любой толщины и прочности. Фикалёшечки-то.

У Степана от такой интерпретации брови домиком, а Абигель прояснилась лицом и засмеялась. Пошутила она. Что так перепугался? Кусай же.

— Ну, знаешь..! — пошел к кофейным принадлежностям. — С твоими шуточками, правда, кусок в горло не полезет. Что случилось?

— Что может случиться, миленький, кроме того, что уже случилось. Скажи честно, что поделывает Ивар Игоревич?

— Кому это интересно, Аби? Работает.

Женщина умела обращаться с мужчинами. Взяла его пальчиками за подбородок, повернула голову к себе. В глаза смотреть! не буквой Г. Она ведь не просто спрашивает. Её снова терзали органы и вопрошали на этот раз про Лузина. Его подозревают и если опять что замышляется…

— Ну, Аби… — завырывался.

— Не Аби, не Аби! И отцу будет хуже и у того шпендрика тараканы в голове, и сын, мечтающий о космосе. Пиндюлей бы вам наставить, виновники своей жизни!

Тараканы в голове многим нам знакомы. Только он здесь при чем? Господин оформитель у них на подхвате, и Вася не чешись! Такой же безынициативный, как вареная курица.

— О каждом шаге сейчас думай.

— Да мое сердце — чистая яшма! Но всё, всё! — подрубая ладонью воздух перед собой. — Кофе пьём.

Молча бренчали о блюдца чашками. Повернул голову в окно, однако чувствовал, как его, мотылёчка, накалывает на взгляд-булавку доставучая дева-энтимолог. Не выдержал:

— Ну что ты смотришь зелеными брызгами? Хочешь, чтобы мужики ломались от неудач и не боролись до конца, когда уже и шансов нет? Так же не будет!

Абигель поставила кофейную пару, ушла ему за спину.

«Пропади пропадом беспомощность угря. Какие серьезные дела и какая рыба с малюсеньким ротиком. Ни рук, ни ног, ни пальцев. Беспомощность и невозможность переломить игру в свою пользу. Что я могу с моим крохотулечным ртом, слова ведь не вставишь, никто слушать не станет.»

Абигель чмокнула его в темечко. «До чего переменчива!» Опрокинул голову, так, что видел девушку над собой перевернутой в пространстве. Соответственно, её перевернутая улыбка имела другое значение — негативное.

— Знаешь, что мне хочется?

— Знаю. Посадить меня в ложку и выпить всего до капельки, сладенького, — скокетничал Степан.

— Сгрызть тебе лицо.

Спокойно так сказано. Нет, теперь он не собирается реагировать с пламенным выражением чувств своих на абигелевы выпады. Уже привык к этому действительно странному человеку.

— Только лицо? А остальное, значит, собаки съедят? — встал, приблизился вплотную. — На!

Абигель просунула пальцы меж его, легла щекой на грудь. Её волосы пахли тонко, чем-то живым, пахли амброй, пахли женщиной.

Подкрались сумерки, набросились на город. Город ждал и организованно отстреливался вспыхивающими электрическими огнями. Залп! и тело навалившейся темноты светлело, теряло мрачность. Залп! — тело просвечивало больше. Вразнобой запоздавшие, но крупнокалиберные выстрелы прожекторов высоток. Потом будто плеснули бензина и гриб света поднял на спине к небу призрак того, что ещё вот только хотело пожрать город, но было посрамлено и отринуто.

Беседовали. Девушка рассказывала о себе.

— Училась в университете, на факультете невест — филологическом. Но вовремя бросила. Сейчас работаю полдня в фирме. Не сидеть же у отца на шее.

Чем больше Степан расспрашивал, тем больше понимал, что за внешним улеглись еще слои. Что-то насобирал по жизни человек. И когда открылась её связь со «строителями» — удивился.

— Я сама не «строитель». Слишком хорошо думаешь. Но они мне нравятся. Новый дух и прочее… — улыбнулась. — Привели меня однажды к кришнаитам…

— Ну-ну? — улыбнулся тоже, вспомнив знакомого кришнаита. Тот убедил подружку записаться, обрил её. Девушка еще не привыкла, одела на голову платок. Они шли втроем по Красной площади: Степан, кришнаит, кришнаитка. Вдруг порыв ветра сдергивает с девушки платок, тамбовские туристы: ха-ха-ха! кришнаитка расплакалась, кришнаит ломает руки, Степан успокаивает. И смех, и грех.

Дальше мирно общались.

— По той причине, почему люди не любят садиться спиной по ходу поезда. Они ждут новостей. Жить, вообще, скучно, но жить хотелось интересно. Один заливает пустоту жизни литрами пива, другой заполняет коллекционированием подсвечников… Ты сейчас интересно живешь?

Благоразумно промолчал.

— Никто же до сих пор не понимает, где граница между живым и неживым. Может быть, там спрятались ответы на все стрёмные вопросы. Откуда и куда? В чем смысл жизни?

Степан прислонился виском к её плечу.

— Это-то просто. Смысл жизни в самой жизни.

— Просто, но и мы уже не в телячьем возрасте.

— Ну уж и возраст.

— Возраст, возраст. Люди в двадцать пять лет, отработав на пределе, погибали с чистой совестью. Кто бы дятла знал, кабы носом не стучал. Ты же работаешь, как китаец, лошади оборачиваются, я твои картины видела.