Александр Бушков - Дети тумана (сборник) Страница 33

Савин закрыл глаза – ему стало невыносимо душно от стыда. Он вспомнил лицо летчика, когда тот убедился, что ас телекамеры, мягко говоря, тяготится его обществом и не верит – удивленное лицо, жалко-растерянное. Словно его грабил на большой дороге кто-то невидимый, которого не ухватить за руку…

И поздно бежать вдогонку, хватать за рукав – на Земле миллионы улиц, и в заполняющей их толпе бессмысленно искать полузабытое лицо. Самому бы найти кого-то, кто поверит…

Он сел за руль своего застоявшегося «гарольда». Развернуться здесь не удалось бы, пришлось проехать до конца улицы. Звероподобная жемчужно-серая машина промчалась по протоптанной в давние времена датскими пиратами дороге и выскочила на автостраду. Моросил нудный дождь, туман повис над морем. Савин крепко сжимал руль, чтобы, слившись с машиной, забыть ненадолго город на другом конце света и загорелого человека в голубой каскетке с эмблемой аэроклуба…

Через тридцать минут он въехал в Монгеруэлл. Еще через два часа вышел из вычислительного центра, принимавшего и частные заказы. Сел в машину, бросил на сиденье рядом пачку ненужных уже бумаг, положил руки на руль, подбородок на руки и смотрел на тихую улочку.

Что-то произошло за последние сутки. Очень мало осталось от прежнего охотника за тайнами, смотревшего на жизнь уверенно и чуть насмешливо. Впервые за долгие годы Савина покинула стойкая уверенность в себе, и он не знал, что будет через час, что он станет делать завтра. Трудно было бы назвать причину и определить, что же стало поворотным пунктом: девушка на коне посреди ночной равнины, смутный силуэт полускрытого туманом парусника или отчаянное недоумение в глазах молодого сержанта уголовной полиции? Может быть, все вместе, вся эта история…

Перед глазами вставали лица людей, о существовании которых он и не подозревал всего тридцать два часа назад.

Диана. Ведьма поневоле, не испытывающая никакой радости от своего ведовства, ведьма, которую нужно расколдовать, вот только как это сделать?

Сержант Лесли. Человек перед глухой стеной. Дон-Кихот двадцать первого века – рассудочный, трезво-логичный, но одержимый яростным стремлением бороться со злом и всем, что злу сопутствует.

Милый мистер Брайди, жюльверновский дирижер, запоздавший родиться и оттого упустивший самое подходящее для себя время – девятнадцатый век, наивно и непреклонно считавший науку панацеей от всех абсолютно бед и недугов.

Кристи, Бенниган и остальные, опутанные древними страхами. Ну как их всех бросить? Никак невозможно…

Проходивший мимо полисмен задержался, привлеченный странной позой водителя, присмотрелся к машине. Савин заверил его жестом, что все в порядке. Посмотрел на бумаги, полученные в вычислительном центре, – столько вариантов, и никакой зацепки.

…«Гарольд» вывернул на ведущую к автостраде улицу, и Савин бегло взглянул в зеркальце, чтобы еще раз посмотреть на упорно сопровождавший его в деликатном отдалении неброский серый «белчер».

«Белчер» не отвязался и на автостраде, то пропадал ненадолго за поворотом дороги, то снова возникал в овальном зеркальце. Савин потерял его из виду лишь милях в трех от городка…

На этот раз он тщательно запер машину, что, откровенно говоря, было не более чем глупой игрой в «сыщики и вора», – в машине не было ничего, что стоило бы защищать от посторонних глаз. При нем вообще ничего такого не было, разве что полученный от Лесли кольт, – его Савин носил при себе исключительно из чувства ответственности за выданную под расписку серьезную казенную вещь.

Он отпер дверь, по инерции сделал шаг в комнату, – мозг еще не успел осознать то, что увидели глаза.

– Так. Ну так… – сказал он вслух и просвистел что-то бессмысленное.

Зрелище было, надо сказать, весьма непривлекательное. На кровати валялась груда осколков металла, пластика, стекла – остатки первоклассной аппаратуры от лучших фирм (видимо, на кровати все и разбили, чтобы шумом не привлечь внимания). Принадлежащую отелю обстановку не тронули, но весь багаж Савина постигла та же учесть, что и аппаратуру, – разорвано, разломано, разбросано по полу. Монеты исчезли со стола. На стене распят большой черный кот, над ним чем-то бурым, очевидно кошачьей же кровью, размашисто выведено: «Не уберешься отсюда – прибьем точно так же».

Савин присел на краешек кровати, закурил, поглядывая на оскаленную кошачью пасть и остекленевшие желтые глаза. Итак, тут было кому наступить на мозоль, и он ухитрился это сделать – так ощутимо, что таинственный противник сделал ответный ход.

Почему-то Савин был твердо уверен, что наглые визитеры не шутят и при необходимости пойдут на крайние меры. Может быть, на такие мысли наталкивало место действия – в пестром и шумном курортном городе у теплого моря несерьезно выглядели бы и несчастный кот, и выведенные кровью угрозы. Но не здесь, в краю серых дождей и угрюмых скал. Здесь все выглядело очень серьезно. Как бы там ни было, следовало в дальнейшем осторожнее вести себя на загородных прогулках – не шарахаться от каждого куста, но и не набиваться в компанию к незнакомым морячкам со странных судов, вряд ли числящихся в регистре Ллойда…

Бахвальством было бы утверждать, что он ничего не боялся сейчас, – неприятно ожидать удара, не зная, откуда он последует и кто его нанесет. Но и уважать себя перестанешь, если сбежишь. Да и поздно бежать – это уже стало твоим, закружило, понесло…

Савин тщательно собрал все осколки, обрывки и клочья, свалил на кровать, положил сверху несчастного кота. Связал углы покрывала, подхватил узел и решительно вышел из комнаты. К счастью, хозяина за стойкой не было и не понадобилось объяснять причины столь странного обращения с инвентарем отеля – покрывалом.

…Туман, как обычно, подступал к самому берегу, касался камней, походил на слепого, осторожно нащупывающего дорогу в незнакомом коридоре. На секунду он показался живым, и Савин с некоторым усилием подавил странное чувство, в котором было больше тревоги, чем страха.

Бродивший неподалеку Лохинвар резко поднял голову, насторожил уши, вглядываясь в темноту, и Савин услышал деловитый перестук копыт. Вскоре всадник выскочил из-за скалы, Савин узнал Диану, и рука, протянувшаяся было к пистолету, отдернулась. «Кое-чего „те“ уже добились, – зло подумал Савин, – начинаю шарахаться от каждого куста и каждого шороха…»

– Привет, – сказала Диана, соскочив с коня. – Условие выполнил? Я предупреждала – никаких кинокамер.

– Выполнил, – сказал Савин. – Помогли мне его выполнить, знаешь ли. Вся моя аппаратура, равно как и вещи, покоятся в растерзанном виде на дне. Вон там.