Сергей Васильев - Астроном или Работа по коррекции звёздного неба Страница 33

В приемной, действительно, терпеливо потели на стульях вдоль стены четверо полковников с кожаными папками 'Для доклада' на коленях. Дмитриев, лишь кивнув им и секретарше, а сам без остановки проследовал к плотно закрытой двери.

- Результаты есть? - Генерал не любил длинных и пространных речей, за которыми обычно дела вовсе и нет, потому что сам владел этим искусством в совершенстве. От подчиненных он требовал краткости и ясности.

- Нет, Леонид Иванович.

- Мысли?

- Толковых нет, отрабатываем стандартные...

- Обойдусь без твоих пояснений. Сколько тебе еще нужно человек? Привлекай всех, кого сочтешь полезным.

- Вот рапорты. Мой, и капитана Фролова. - Дмитриев протянул, извлеченные из парадной, тоже кожаной (пластиковые генерал на дух не переносил) папки, два листа.

Сверкнув солнечным зайчиком лысина Леонида Ивановича склонилась над поданными бумажками.

- А чего у капитана списываешь?

- Да не списывал я, просто ситуации схожие.

- Тогда почему ошибки одинаковые?

- Какие ошибки? - такого подвоха от капитана подполковник не ожидал.

- Шучу. Рапорты ваши рассмотрю в понедельник в рабочем порядке, а эти два дня вам на завершение расследования и прекращение этого безобразия. Утром мне звонили второй раз... третий звонок не-же-ла-те-лен! Ясно?...

- Так точно. А вы телефон отключите...

- Тоже шутишь? Что думаешь про орудие? Лазер? Не смотри удивленно, только плохой подчиненный думает, что начальство ничего не знает.

- Что-то еще. Что, пока не ясно. Похожего мне ничего не встречалось.

- Ну, да... привыкли к ножам и пулям, а век-то уже двадцать первый! Проясняй, подполковник.

- Постараемся.

- Вот этим и займись - старанием, а в понедельник ко мне с докладом. Свободен.

- Слушаюсь.

Дмитриев ушел, в общем, удовлетворенный непродолжительностью разговора. Нудные 'вытягивания жил' обычно имели результатом потерю времени, и иногда должности. Подполковника нельзя было обвинить в том, что он трясся за свое место, но считал себя доросшим и соответствующим.

Как и подавляющее большинство должностных лиц (от начальника склада до президента), он и не представлял, кто еще так хорошо мог бы справиться с его обязанностями и не видел в ближайшем окружении кандидатуры столь же опытной и талантливой. Другие могли оценивать все иначе, но, скорее всего, они ошибались.

Еще, опыт подсказывал Михаилу Григорьевичу, что в тупиковой ситуации нужно сначала поесть, потом покурить и затем уже (если озарения так и не случится) заняться рутинной работой. Выполнив все намеченное, Дмитриев продолжил просмотр кассет.

* * *

В это время тем же занимались и капитан Фролов и Игорь, без видимого прогресса и, даже, без особой надежды на успех. Только Тимофей был занят реальным делом, угощая чужими сигаретами бас-гитариста, как ближайшего соратника и непосредственного свидетеля.

- Да запросто могли заказать, или подсыпать чего... Да любой из тех, кто сейчас с цветочками здесь топчется. Да никто не хотел наших гастролей с новыми песнями! Все думали, ну смотался в деревню, там и сопьется или прирежут местные... Мишаня резкий был... А он с песнями вернулся... и пить стал меньше... теперь вот совсем бросил...

В таких случаях нельзя задавать наводящих вопросов, не у следователя, нужно чутко и понимающе молчать, нервно затягиваясь сигаретой. А после паузы, поддержать разговор.

- Надо бы хоть записи ребятам прокрутить... - вздохнул Тимофей, - не зря же...

- Да директор на все лапу наложил, это ж теперь верный доход с радиостанций без всяких расходов, а нас побоку...

Грянул сводный оркестр друзей-музыкантов и из дверей подъезда типовой панельной пятиэтажки показался гроб с бывшим кумиром неблагополучной молодежи. Да, директор явно не желал слишком тратиться на эту процедуру. Точнее, теперь ему можно было не очень раскошеливаться.

У стоявших, на противоположной стороне машин представительского класса чуть опустились стекла, впрочем, скорее всего это были просто случайные любопытные, заинтересовавшиеся странной процессией. Разглядеть сидящих в машинах было трудно, да никто их и не разглядывал. Фанатки рыдали, фанаты шли мрачные и старались соответствовать моменту.

Делать здесь больше было нечего, но Тимофей из старательности все-таки присутствовал на всем мероприятии до финала. Уже на кладбище появились съемочные группы, представители разных обществ и организаций с речами о признании заслуг, только Михаила Ивановича Лопатова, лежащего посреди разношерстного скопления народа это совершенно не волновало, в пустой черепной коробке, после дотошного эксперта, звуковые волны распространялись свободно, не вызывая никакого раздражения.

Обойдя по периметру всю плохо организованную толпу, Тимофей счел возможным удалиться - пора было перемещаться к более заслуженному покойнику.

В зале арендованного не на один концерт, а на месячный прогон программы, на сцене среди пышных венков, чуть приподнятый головной частью (чтобы проходящим перед сценой не вытягивать шеи, стараясь разглядеть получше, это портило бы общую картину), размещался лакированный гроб с открывающейся, по последней моде, створкой. Явно, что рекламная компания трансформируемой программы набирала обороты. Съемочных групп было достаточно и личности, считающие себя известными, перемещались от одной к другой, напоминая о своем существовании воспоминаниями о безвременно закатившейся звезде. 'Скорбим', 'Продолжим', 'Не забудем'... вещали они во всех точках, приспособленных для съемок.

Тимофей, тоже решил не отставать и внести свою лепту в дело увековечивания памяти, некогда нелюбимого им артиста: '...когда другие улыбнуться-то не смели, смеялся ты над тем, что чуждо нам...', попытался он сочинить на ходу, но потом сделал вид что это цитата из классика, главное, что часть фразы попадает в кадр.

Тимофей бы и еще попал в несколько сюжетов, но тут его внимание привлек странный человек - явно из священников, хотя в обычной одежде. Вел себя этот субъект не как все, он явно молился в полумраке у бокового входа, но глаза его бегали по лицам приходящих, как будто искал или ждал кого-то.

Пройдя перед сценой и возложив две пышные розы, Тимофей отправился в фойе покурить и послушать толкования происшествия. Здесь сигареты уже не 'стреляли', а курили свои и довольно дорогие, впрочем, у Тимофея еще оставалась парочка сигарет, хоть и в смятой, но, не уступающей по рангу коробке. Только толку с этого не было совсем никакого, поскольку солидные люди (чтобы не растерять достоинства) хранили молчание и, даже, старались не смотреть друг на друга.

Ужасно сморщенный престарелый печальный юморист (впрочем, он никогда смешным не был) поозирался, но только Тимофей с пониманием ответил на его взгляд, грустно улыбнувшись и протянув пачку с последней сигаретой.