Catherine de Froid - Боги от науки Страница 33

Виноват был, конечно, плеер в голове: «Спи, братишка, я не знаю, почему мы все такие; спи, братишка, я не знаю, почему вы все другие…». В оригинале, помнится, оба раза было «мы», но так смысла было явно больше.

«Мрачный гений» — Илья, как и лидер «ПилОта» — нашел очередную песню, в которой он видел свою историю, и его это, как и обычно, не радовало. Впрочем, по порядку.

Как уже сказано, Илья был «богом от науки». Кто и что его обратило, не так и важно. Наверно, какая–то из Степиных книг. Наверно, он решил попробовать применить описанное там в жизни просто в шутку, чтобы убедить себя, что он безбашенный и немного сумасшедший. Потом он, наверно, сильно увлекся идеей и, восклицая: «О, дивный новый мир», ринулся обустраивать свою жизнь. А потом разладилось.

Во–первых, очень скоро победы, достигаемые с использованием «магии», стали казаться ненастоящими, хотя и говорил здравый смысл, что другим никто не мешает делать то же самое. Появилось ощущение, что он, Илья, паразитирует на людях, как раньше спекулировал на их чувствах, ударяясь (несознательно, честное слово) на людях в самокритику и, понятно, получая жаркие опровержения. Теперь все было проще и прямее.

Во–вторых, его способности не приносили пользы другим людям, миру, стране. Надо было бы что–то сделать, было бы даже несложно. Вот только попытки построить утопию всем хорошо известны своим неизменным концом, навязывать чуждым культурам свои блага и понятия о счастье было бы неправильно, круговорот веществ в природе должен был оставаться замкнутым, а благотворительным организациям доверять нельзя. Размениваться на мелочи типа помощи семье, знакомым и местным старикам Илья, может быть, и хотел бы, но характер у него был не такой, чтобы выдержать и выполнить хотя бы часть такой рутинной и требующей терпения работы. Вдобавок — чего Илья не знал, — большая часть помощи, которую никак не уместить в стандартные двадцать четыре часа суток, пошла бы в параллельные реальности и не очень улучшила бы мир.

В-третьих, способности, возвышающие его над другими, не всегда радовали. Илья с начальных классов привык, что он умнее сверстников, но ум, вроде как, никаких реальных преимуществ, кроме малопонятных «массе» олимпиад и медалей, пока не давал. Здесь было совсем другое.

Вместо «братишки» из песни у Ильи был младший товарищ — сын кого–то из родительских друзей. В последнее время, то есть после того, как началось движение «богов от науки», они сильно сблизились и проводили много растяжимого теперь времени, исследуя свои способности и создавая новые миры. Теперь, после ставшего знаменитым в Сети Первого письма Сверху (так его называли) и «автономизации» способностей, Илья не пострадал, а вот товарищ неведомо почему оказался не у дел. Он утверждал, что сам все себе нафантазирует а со временем, может, подтянет физику и еще свое налетает, но Илья просто не мог смотреть ему в глаза.

«Нужны мне эти способности? — наконец спросил себя Илья. — Они ничего не дают, только отнимают. Надо отдать их тем, кто сможет лучше их использовать».

— Ты действительно этого хочешь? — раздался в его ушах голос, хорошо известный Косте как Божий.

— Не просто хочу. Наверно, должен, — задумчиво сказал Илья.

— Что ж, желания надо исполнять… — протянул голос. — Те, кто пожелает себе способностей, но не будет их иметь, будут тянуть энергию из твоей головы. Готов?

— Готов.

Не было ощущения, что что–то меняется, сдвигается или выключается. Как шел Илья, глядя в землю, так он и прошел еще десяток километров. Потом какие–то другие рефлексы привели его домой, покормили и усадили за книгу. Книга была на немецком, поэтому Илья скользил глазами по строчкам, не пытаясь вылавливать смысла. Краем сознания подумал, что это неправильно, попытался, напрягая все усилия, понять хотя бы половину фразы, но слова никак не хотели связываться вместе. Когда начала болеть голова, Илья отложил книгу.

Три дня он механически ел, спал, общался с окружающими и просиживал штаны в школе. Друзья пытались завязать с ним обычную беседу, но он мог отвечать только общими фразами и стандартными конструкциями, и они решили, что он не в духе. Учителя спросили его пару раз о чем–то, получили в ответ невразумительное мычание и решили не спрашивать его ближайшее время, списав все на переутомление от олимпиад. Даже любимая музыка, включаемая по привычке, воспринималась с трудом — а вот простые и навязчивые песенки, которые можно слышать сотнями, просто идя домой из школы, хорошо заполняли голову.

На четвертую ночь Илье впервые за это время приснился яркий сон. Ослепительное небо, солнце, как на языческих рисунках, и голос:

— Возвращаю тебе, неразумный юноша, твой дар, ибо не ведаешь ты, что творишь. По простому: хватит, сгоришь так.

Илья смог понять, о чем идет речь, осознал, как был неправ, отмотал время назад и начал готовиться к олимпиадам, стараясь оставить себе минимум времени на размышления, с которых бы сталось начать отрицать очевидное.

Глава 3

За две сотни километров и пару слоев реальности от Ильи точно так же вышагивал по городу не менее интеллектуальный бог от науки по имени Коля. На лице его застыло скучающее выражение… Впрочем, скучающее — это сильно сказано. Коля всегда сохранял каменное лицо, хотя окружающий пейзаж и надоел ему до смерти. В голове его бодренько крутилась песня «Дверь в небо» за авторством ненормальной (по мнению всех знакомых Коли) группы «Distemper»: «…Реальность посадила всех на мель, но сон твой смог на миг осуществиться, и этот миг — достойнейшая цель, чтоб к ней всю жизнь неистово стремиться…».

И на каком–то повторении Колю все же «зацепило» заслушанными до дыр строчками. «Мне бы такую цель… — подумал он. — А то у всех стремления, события, жизненные победы, источники для вдохновения, а я даже и не знаю, где найти интересное занятие».

Старшие знакомые относили Колю к разряду «пожирателей информации» — тех, кто берется за все новое, пресыщается раньше, чем вполне постигает это занятие, и ничего не доводит до конца. Коля был с ними вполне солидарен и делал все, чтобы повернуть шило в пятой точке другим концом и научиться месяцами (хотя бы) гореть одной идеей.

Он пробовал все, поэтому даже не колебался, когда поймал стародавний Степин мысленный сигнал, призывающий осуществлять мечты. Коля захотел летать — и полетел. Захотел вернуть время назад и стать наивным маленьким мальчиком — тоже смог. Только вновь обретенная молодость духа (как он потом сам себе говорил) продержалась недолго, а там сработал предохранитель в мозгу, и его вынесло в «основную» жизнь. Чего он там еще хотел? Не вспомнить. Долго игрался, перетягивая время во все стороны и пробуя все в жизни. Не рассчитал. Надоело и это.