Юрий Самусь - Полынный мед (главы из романа) Страница 33

Своих детей Марья не имела, но из жизненного опыта знала, что ребятишки — это такие вечно вопящие, ноющие, непослушные существа, с которыми надо бороться, как с ожирением или чесоткой. Обязанность родителей, полагала Кустючная, держать детей в страхе. Только тогда из них получится какой-то толк…

Ходили, правда, слухи, что ассоциация детских врачей обратилась в волопаевский Дом литераторов с официальным письмом, где настоятельно требовала немедля запретить издание каких либо опусов Марьи Кустючной в связи с отрицательным воздействием оных на детскую, еще не окрепшую, психику. Официального ответа медики естественно не получили…

Утром следующего за попойкой дня Тетя Мотя с восторгом писала рассказик о рыжем коте-поджигателе, который сменил двадцать хозяев, в разное время по невыясненным обстоятельствам сгоревших заживо. Рассказик получался прелестнейший, обгорелых трупиков было множество и Марья с трепетом представляла, как детишки будут в ужасе прятаться под одеяла при одном упоминании о рыжем страшилище.

Кстати, вчерашнюю более чем странную историю Кустючная начисто проигнорировала. Расторгуев значился начальником, значит, ему и следовало голову ломать. А Тетю Мотю заботили иные проблемы.

Поставив точку, Тетя Мотя облегченно откинулась на спинку стула и глазами пробежала по последней, с еще не высохшими чернилами строке: "Ночь над Пупырьевкой выдалась душегубной и мертвячной. Котик уже подрос и, знамо, научился охотиться".

Кустючная зажмурилась от удовольствия, прикидывая гонорар, причитающийся ей за только что застолбленную тему, и мечтательным взором окинула кабинет, в коем находилась.

Четырехкомнатная квартира, выбитая Марьей Ибрагимовной всеми правдами и неправдами из горисполкома, была ее единственной гордостью и любовью. И заработная плата, и гонорары, и прочие доходы — все шло на обустройство дорогого сердцу сказочницы гнездышка. Директоров мебельных магазинов Тетя Мотя любила, как родных братьев и сестер, которых, впрочем, у нее отродясь не было. Антиквары Кустючную попросту боготворили, ибо сплавляли ей всякий хлам, при этом без особых усилий убеждая покупательницу, что берет она вещь поистине уникальную. А что касается бытовой техники, то за нее Кустючная готова была отдать и отца родного вместе с мамашей, и прочими родственниками в придачу.

Вот и сейчас, осмотрев кабинет, Тетя Мотя пришла к выводу, что рядом с книжными полками великолепно будет смотреться картина, которую совсем недавно предлагал ей верный человек.

— Это же последний писк! — говорил он, закатывая глаза. — Неизвестная авторская копия знаменитого "Черного квадрата". На Западе ей цены нет, а у нас… Да, что там, вы же сами понимаете…

Марья Ибрагимовна старательно делала вид, что понимает все…

— Возьму, — окончательно решилась она, глядя на свежесостряпанный рассказ. — Цену этот козел, конечно, снизит. А не то… не видать ему сыра даже по праздникам.

— Совершенно верно, — подтвердил мягкий, вкрадчивый голос.

Так как у Тети Моти ни домработницы, ни мужа не было, а выдать ключ Расторгуеву она посчитала совершенно ненужным, то Марья, понятное дело, испустила вопль, дернулась и вместе со стулом опрокинулась навзничь.

Надо отметить, что сказочница не была женщиной худощавой, а значит, и резвой. Опрокинувшись, она принялась нелепо махать ногами, словно жук-навозник, перевернувшийся на спину.

Тут же со словом "мадам" и величайшими извинениями ей подали руку, и Кустючная вцепилась в нее, словно бульдог, мертвой хваткой. Однако вцепившись, она вдруг поняла, что вовсе это даже не рука, а самая что ни на есть кошачья лапа с рыжей шерстью, под которой просвечивала бледно-синяя татуировка: "Не забуду власть родную! " И тут до тети Моти дошло, что возвышается над ней тот самый наглый кот, возмутительным образом испортивший вчерашнюю вечеринку.

— Пардон, мадам. Прошу меня великодушно простить, — суетился кот. — Я ни коим образом даже в помыслах не имел намерения вас пугать.

— Да поднимешь ты меня или нет?! — перестав дергаться, рявкнула Кустючная, от злости позабывшая про страх.

— А я, по-вашему, чем все это время занимаюсь? — обиделся кот. — Я, быть может, последние жилы надрываю, а от вас, мадам, ни слова благодарности в ответ.

— Вот еще! — фыркнула Тетя Мотя и, отстранив кота, сперва встала на четвереньки, а затем и в полный рост.

— Ты как сюда попал? — уперев руки в складки на боках, вопросила она.

— Вот так всегда, — сник кот, — ты на куски готов разорваться лишь бы помочь человеку, а с тебя за это строжайшим образом требуют отчета.

Боюн поднял опрокинутый стул и наглым образом уселся на него, оставив хозяйку стоять.

— Ах ты скотина! — багровея, прорычала Тетя Мотя. — Я кого спрашиваю?

— А мы разве в уголовке находимся, чтобы отвечать на всяческие вопросы? — отмахнулся от Кустючной, как от назойливой мухи, кот, при этом подцепив коготком рукопись со стола.

— Положь, скотина! — прошипела Марья-ужасница.

Но кот даже ухом не повел, ибо водил он в это время другими органами, а проще говоря, глазами, читая Тети Мотины перлы.

Обалдевшая от такой наглости, Кустючная молчала, пытаясь сообразить, чем бы это тяжеленным запустить в рыжего прохвоста.

— Ошибок много, — тем временем вздыхал и морщился Боюн, — "жи", "ши", голубушка, пишутся через "и". Надобно это знать. А то вот получается "шыпел" да "жыл". Грамотой нужно обладать, особливо литераторшам.

— Умник! — фыркнула Марья, надув губы и сделав маленький шажок к столу, где помещалось внушительных размеров пресс-папье.

— Вы, небось, в школе двойку по русскому имели? — не отставал кот.

— А зачем мне грамота? Есть на то корректоры с редакторами. Им за это зарплату выдают.

— Ну, а элементарная культура где? Где, я спрашиваю? — не отрываясь от чтения, нравоучительно пытал кот.

— Где-где? У козла в бороде! — выдохнула Тетя Мотя, замахиваясь пресс-папье.

Боюн задрал голову, посмотрел поверх стекол очков, сдвинутых на кончик носа, на перекошенное, с багровой бородавкой на носу лицо сказочницы и спросил:

— И это что ж, мадам, вы затеяли такое? Это, надо полагать, вы объявляете войну? Извольте, я принимаю ваш вызов.

— Брысь! — прохрипела Тетя Мотя, запуская свое оружие в кота. Сгинь, нечистый!

Пресс-папье с удивительной точностью угодила в древнекитайскую вазу эпохи Мин, изготовленную в Одессе года три назад. Та, понятное дело, не выдержала такого оскорбления и посыпалась на пол мелкими осколками.

— Это я-то нечистый? — поразился кот, отпрыгивая тем временем в сторону. — Я, быть может, перед тем, как отправиться к вашей милости с визитом, душ принимал. Спросите в четвертой бане, вам скажут. Нет-нет, спросите, вам это непременно подтвердят.