Отмель - Илья Сергеевич Ермаков Страница 34

Я забыла о том, что произошло несколько часов назад. Мы просто смотрели на картинки и обучающие видео, которые нам показывал сын на телефоне, и учили… учили слова. Показывали жесты. Поправляли друг друга. Повторяли. Запоминали. Пытались выстроить короткие фразы. Маленькие предложения. Иногда у нас проскальзывала вербальная речь, но после трех часов занятий эта привычка сошла на «нет». Мы учились говорить, лишь шевеля губами. Читать по губам. Иногда приходилось прибегать к помощи «Голосового дневника». Это приложение стало для нас «чатом», в котором мы могли нормально поговорить, используя сложные конструкции, которые не умели показать руками.

Так протянулся весь день.

Весь тот день мы посвятили изучению нового языка, забыв обо всем, что происходило вокруг. Забыв про смерть, про конец света, про еду, про выживание, про горе. Мы просто учили язык жестов, не прерываясь ни на миг.

И уснули.

Все вместе.

Мы разложили диван в большой комнате. Легли, не раздеваясь. Я обнимала дочь. Сейчас я не могу лишить ее своих прикосновений. Особенно учитывая то, что она больше не почувствует никаких прикосновений к своим ногам. Я гладила ее по плечам, по рукам, целовала в голову. Гладила ее волосы, ее спинку.

Что это за день рождения такой, а?

Чудовищный день.

На следующее утро я всем одела беруши. Я решила включить воду в душе – создать иллюзию дождя. Это было очень глупо, но я чувствовала, что поступаю правильно. Возможно, я обманывала себя, но тогда мне казалось, что шум воды может перебить распространение Тона.

Мы не переставали общаться на языке жестов ни на миг. Постоянно практиковались. Говорили друг другу разные фразы и отвечали. Конечно, это только начало, но необходимо делать это всегда. В любую минуту.

Сейчас нельзя молчать.

Я зажала беруши в руках. И сделала два ловких движениях. Двумя пальцами я одновременно вытащила затычки-салфетки из ушей и мигом заткнула уши берушами. Очень быстро. Около секунды.

Я надеюсь, что это было достаточно быстро, чтобы Тон на них не успел подействовать. Так, я сменила салфетки на беруши и заткнула уши всем: себе, детям и маме.

Телевизор не работал. Связи больше нет. Интернета тоже.

Все исчезло.

На улице – ни одной живой души.

Мы периодически ощущали тряску – остаточные толчки после землетрясения. С полок сыпались вещи, осыпалась штукатурка. Но никаких катастрофических разрушений больше не последовало. Дочку пересадили в инвалидное кресло. Она постепенно училась им управлять. Сидеть ей еще было тяжело из-за незажившей раны в спине. Именно поэтому она больше лежала на боку. Я меняла ей повязки. Обезболивала. Мы продолжали лечение.

Для себя я решила, что мы уберемся из города сразу, как только подлечим ее. Сейчас она не готова к длительным переездам. У нас есть возможность самим подготовиться к переезду, ощутить на себе новые условия жизни.

Мы начали тренировку.

Тренировку выживания.

Я выходила на улицу и приносила нам продукты из магазинов. Газ, вода и электричество у нас имелись. Мы начали жить в тишине.

Но с постоянным общением, с жестами, со странными «словами» тишина совсем не пугала. Мы были друг у друга, мы научились общаться по-новому. И было уже совсем не страшно.

У нас есть жесты, есть записки, есть «Голосовой дневник» – мы нашли способы контактировать друг с другом. Для некоторых вещей не нужны слова – взгляд порой решает многое.

Мы учились улавливать эти изменения в лицах друг друга, видеть настроения, знаки, намеки. За эти дни в полной тишине мы узнали друг друга лучше, чем за все прошедшие дни нашей жизни до этого.

Мертвецы гнили.

Их не убирали.

Я видела, как весь мир превращается в один большой компост из сгнивших людей.

Мы не могли долго оставаться здесь – это очевидно. У нас было одно место. Всего одно, то самое место, куда мы могли отправиться. Тот дом у моря. Далеко. Но это единственное место, где мы найдем покой и спасение. Я чувствовала, что там опасности нам не грозят. Мы сможем выжить.

Главное – успеть посадить урожай. А потому я всеми силами и средствами старалась как можно скорее восстановить здоровье дочери. Мне надо, чтобы она могла ездить в кресле, двигаться и при этом не ощущать никакой боли. Чтобы рана не тревожила ее, и кровь не шла.

Когда перейдем на мази и крема – можно выезжать.

Я им обо всем рассказала. Они прочитали в «Голосовом дневнике» о том, что скоро мы уедем в дом на море. Можно начать готовиться.

Спали мы всегда вместе, в большой комнате. Это стало новой традицией, ритуалом, новой особенностью нашей жизни. Сейчас мы не могли позволить друг другу спать по одиночке. Оставаться одному в тишине – сущий кошмар. Никто из нас не хотел расставаться друг с другом ни на миг. Дети меня каждый раз тяжело отпускали на улицу. Но постепенно учились это делать. Они понимали, для чего это надо. Нужна еда, вещи, предметы первой необходимости.

Мы это назвали «вылазкой».

Вылазка Мамы за припасами.

Вылазка во внешний мир, где царствует смертоносный Звук.

И у Звука были свои последствия.

О них я узнала на третью ночь. Тогда это случилось с ним в первый раз. Мы спали. Три часа ночи. Самая темень.

Я открыла глаза, когда он закричал.

Он разбудил нас всех своими резкими движениями в постели. Он вскочил, стал размахивать руками, ногами и отчаянно вопить. Словно, его кто-то схватил, кто-то невидимый потащил его прочь.

Его трясло.

Он сорвался с кровати. Упал на пол.

Он плакал, а по его щекам струились слезы. Он даже не моргал.

Мама быстро зажгла свет. Дочь обмоталась одеялом и в ужасе смотрела на брата. Мама не знала, что это такое и что делать. Я, признаться, тоже.

Я только видела, как мой сын сидит на полу, обнимает свои согнутые коленки, раскачивается взад и вперед, смотрит куда-то в темноту и кричит. Так громко… что я слышала его вопль через беруши.

– Не трогайте меня! Не надо! Уходите! Оставьте нас! Не делайте этого! Нет! Нет! Уходите! Хватит! Хватит нас пугать! Убирайтесь! Не трогайте! Нет!

И его затрясло.

Сын выгнулся дугой.

Его взгляд тупо смотрел в потолок, а тело тряслось. Он себя совсем не контролировал.

Губы дрожали.

Наружу вырывались обрывочные слова:

– Уходите… не надо… хватит… прошу…

Я слезла с дивана, схватила одно из одеял, набросила на сына, обмотала его, трясущегося под одеялом, подняла и прижала к себе.

– Тише… тише, я с тобой. Я с тобой. Слышишь? Я рядом.