Еремей Парнов - НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 25 Страница 34

— Да как вам сказать, — замялся Стратег. Поморщился. Старая ножевая рана заныла в груди. — А с чего вы это взяли?

— Да вот, я вижу, все чашки у вас склеены. Видно, порядочно тряхнуло крейсер когда-то?

— Стряпух! — спросил Тактик.

— Отправляться в карцер? — не понял тот.

— Великий Космос! Что за карцер? Разве у нас на крейсере существует наказание карцером?!

— Старею, видно, — сказал Стряпух. — Руки уже не те. Как начну мыть посуду, так и бухну что-нибудь в раковину.

— Невелика беда, — заметил планетянин.

— А я словно уже бывал на вашей Планете, — сказал Умница. — Она приняла меня…

— Умница у нас очень тонко чувствует, — объяснил Отгадыватель. — Потрясающие способности к художественному мышлению!

— И прекрасно, — ответил планетянин. — Красоту мира нужно чувствовать.

— Предлагаю тост… — сказал Стратег.

После нескольких тостов все разговорились, обращаясь, правда, больше к планетянину.

…3

— Значит, торговля, обмен духовными и культурными ценностями, — заключил планетянин. — Прекрасно! Это только ваша стратегия или стратегия самой Толы?

— Конечно наша! — воскликнул Отгадыватель.

— Конечно Толы! — воскликнул Тактик.

Оба офицера посмотрели друг на друга недоуменно. Больно сжалось сердце у Тактика.

— Послушай, Отгадыватель… Мне кажется, что я доставил тебе какую-то неприятность. Обидел, что ли?

— Да что ты, Тактик! Как мы можем обидеть друг друга?! Никаких обид у нас нет! Иначе поход нашего крейсера был бы невозможен.

— Хорошо, если так… И все-таки что-то крутится у меня в подсознании.

— Может, дурной сон?

— Да, да, сон, назерное? — обрадовался Тактик.

— Так как же со стратегией Толы? — напомнил планетянин.

— Есть малюсенькая загвоздка, — вздохнул Стратег. — В общем-то, нам рекомендуется немного припугнуть каждую встреченную цивилизацию. Продемонстрировать, так сказать, силу. Но… но на это не стоит обращать внимание.

— Да, — согласился Канонир. — Кроме букетов цветов бомбарды могут заряжаться и чугунными ядрами. Но я, правда, закрыл погреб на замок, а ключ выбросил.

— Да и арбалеты приспособлены не только к стрельбе лучами фейерверков, — сказал Оружейник. — Я свинтил с лучей все боевые наконечники. Но ведь так просто навинтить их вновь.

— Тем более, — подхватил Звездочет, — что звезды все-таки иногда внушают страх.

— Лазарет тоже не всегда бывает пустым, — буркнул Лекарь.

— В наставлении по вождению судов, — сказал Шкипер, — есть, кстати, термин: боевой разворот.

— Да и я не сижу без работы, — сказал Умелец.

— А я чувствую, — сказал Умница, — что на нашей Толе, кажется, не все в порядке.

— А все-таки стол в кают-компании всегда накрывался на тринадцать персон, — вставил Стряпух.

— Ну, это на всякий случай, видимо, — объяснил Тактик. — Для встречи дорогого гостя, вот как, например, сегодня.

— Что-то мы копнули тревожное, — нахмурился Стратег. — Тут такая радость. Встреча с братьями по разуму! А в сердце тревога…

— Что скажешь, Советник?

— Скажу. На Толе, конечно, все не так хорошо, как мы поведали планетянину Приветному. Да и стратегия и тактика «Тол-стяга» неприметно меняются во время нашего похода. Почти у каждого на теле раны…

— Да, да! Это правда, — подтвердил Лекарь.

— …Я думаю, что все здесь рады такой приятной и интересной встрече. Но на Толе нам не простят, что мы не поприветствовали Планету двумя-тремя залпами чугунных ядер из всех бомбард. Дело в том, что наши стратегия и тактика отличаются от принятых на Толе. Контакт контактом, а глубокий карцер на Толе нам всем обеспечен.

— Я же говорил, — пробормотал Стряпух,

— Выходит, что мы, планетяне, — поставили вас в тяжелое положение? — огорчился Приветный.

— Нет, нет. Мы так рады! Нам бы только выкрутиться на Толе, — сказал Стратег.

— Я предлагаю не возвращаться на Толу, — сказал Советник.

— Я согласен! — воскликнул Шкипер.

— Оставайтесь у нас, — предложил планетянин. — Мы примем вас с радостью. Все разумные существа — братья!

— Нет, нет, — запротестовал Отгадыватель. — Наш долг — вернуться на Толу.

— А! — поморщился Стратег. — Ты всегда был бунтарем!

— Мы вернемся на Толу, но не с тем, чтобы поселиться в глубоком карцере, а с тем, чтобы рассказать всем, что стратегия и тактика Толы неверны.

— Только попробуй, — сказал Тактик. — Так тебе и разрешат.

— А зачем спрашивать разрешения? Мы поднимем весь флот Толы! Мы объясним всем гражданам Толы, что долго заблуждались. Пора поправлять свои ошибки!

— Это значит, что придется отказаться от длительных походов? — сказал Шкипер.

— Я не знаю. Я еще ничего конкретно не знаю. В голове лишь одна мысль: надо возвращаться на Толу и попытаться изменить ее.

— Да, да! — поддержал его Умница. — Я чувствую, что буду круглым дурашкой, если не поддержу Отгадывателя! Что толку для Толы от нашей встречи с планетянами? Она только постарается прислать сюда целый флот!

— Выходит, — сказал Стратег, — что мы доставим Планете большую неприятность?

— Нет, нет, — ответил планетянин. — В ваших мыслях и действиях нет никакой вины. Если даже к Планете подойдет весь флот Толы, мы не пострадаем.

— Война? — ужаснулся Лекарь.

— Мы обходимся без военных действий. Тем более что ваше возвращение на Толу, я уверен, не повлечет за собой такой устрашающей акции.

— Вы верите нам? — спросил Умница.

— Верю!

— Но вы же совсем не знаете нас!

— Как знать…

…Крейсер на предельной скорости шел к Толе, правда, предварительно проведя на Планете несколько дней. Надо же ведь знать, что рассказывать соотечественникам…

И снова экипаж крейсера насчитывал тринадцать человек.

СЛОВО — МОЛОДЫМ

ВЯЧЕСЛАВ РЫБАКОВ

Художник

Лес был бесконечен. Плоская, душная мгла обволакивала тело туго и незримо. Иногда в ней вспыхивали багровые огоньки глаз — то ли зверя, то ли духа, и художник замирал, стараясь не дышать. Дважды ему попадались маленькие поляны, и тогда можно было взглянуть на мерцающие в вышине звезды, такие спокойные и голубые после опасных звезд леса. Но потом вновь приходилось нырять в сладковатую затхлость под низкими кронами. Лес кричал и выл, лес зловонно дышал, иногда доносились крадущиеся шаги — то ли зверя, то ли духа… Художник мечтал услышать голос птицы Ку-у, птицы его предков, — это значило бы, что он на верном пути. Но лес кричал иными голосами. Художник шел из последних сил, все сильнее припадая на искалеченную ногу, облизывая спекшиеся губы сухим языком.