Андрей Шаганов - Заговорщик Страница 34

Я медленно спустился из вертолета на площадку. Густой зеленый мох, устилающий всю поляну мягким ковром, слегка прогнулся под ногами, а потом пружинисто толкнул подошвы.

Спустившись, я замер, ожидая приказаний конвоира. Совсем немного времени понадобилось мне, чтобы усвоить основы поведения арестованного: тюремщицы Хеинвы хорошо знали свое дело.

Когда я убедился в том, что уготованной мне участи избежать не удастся, мной овладела апатия, будто бы не я, а кто-то другой должен был умереть в самом недалеком будущем. Возможно, даже отмена приговора уже не вернула бы мне прежнего оптимизма. Морально я уже умер, лишь бренная плоть, пустая оболочка, еще двигалась, подчиняясь приказам извне.

По прилете на Хеинву я сразу же попал в центральную тюрьму Молулу. Колеса машины правосудия тотчас пришли в движение - столь стремительное, что понадобились всего сутки для того, чтобы мне оказаться на этой веселенькой полянке, на самом краю пропасти. Казалось, появление мое на планете было полной неожиданностью для всех и от меня постарались наискорейшим образом избавиться, как от соринки в глазу. Азарт, с каким меня старались затолкать в Лабиринт, был немного чрезмерен. Можно было подумать, что кому-то не терпится еще раз испытать возможности загадочного сооружения.

Впрочем, эта неприличная спешка очень скоро разъяснилась самым банальным образом. Просто в тот день в Лабиринт шла очередная группа осужденных на смерть и, как мне потом стало известно, мой труп решили спрятать под грудой других. Способ этот хоть и древний, но верный.

Мои товарищи по несчастью стояли коротенькой неровной шеренгой немного в стороне под бдительной охраной десятка вооруженных до зубов амазонок Одеты все они были разномастно - двое или трое носили хорошие костюмы, шитые на заказ, двое были в комбинезонах, один в джинсах и ковбойке. Никто не выдавал смертникам униформы - каждый был одет в ту одежду, в которой его арестовали. Однако все они были довольно опрятны. Я же на их фоне смотрелся бродягой, подобранным на помойке. Как вы, наверное, понимаете, у меня не было возможности захватить с собой ничего из гардероба, а костюм, переживший вместе со мной все приключения, был не в лучшем виде. На нем еще остались следы медной пыли, которую я добывал на Истер, и, как мне кажется, где-то в швах застряли листочки болотной ряски из лужи возле шоссе, куда я упал вместе с обломками лимузина.

Все приговоренные были мужчинами, что, собственно, меня нисколько не тронуло. К женщинам на этой планете относились куда как мягче и даже за тяжкие преступления не приговаривали к исключительной мере наказания. Лица приговоренных были серьезны и сосредоточенны, словно все они готовились совершить подвиг и шли на смерть добровольно. Видимо, каждый из них питал надежду на возвращение, хотя вероятность этого была всего один шанс к миллиону, а то и меньше. Тем не менее ни у кого в глазах я не заметил смертной тоски.

Мысленно я попытался взглянуть на себя со стороны. Что сталось со мной! Когда-то я выглядел очень даже элегантно. Теперь же я и в самом деле напоминал преступника. Парикмахерская на Истер была довольно примитивна, и поэтому многие шахтеры отпускали бороды и длинные волосы, которые заплетали в косичку на манер древних пиратов. Выглядело это очень колоритно, но… терпеть такое безобразие в тюрьме Хеинвы никто не захотел - опасались каких-то насекомых. Поэтому я подвергся там еще одному унижению - принудительной стрижке. Меня кое-как обкорнали, совершенно не заботясь, как я буду выглядеть, и вымыли под душем. Представьте мои ощущения, когда я стоял голый в огромном душевом зале, освещенном резким светом. Я стоял в середине этого зала под струями воды, а вокруг, не сводя с меня любопытных глаз, прохаживались, пересмеиваясь, мои тюремщицы. Тогда-то, по всей видимости, и произошел во мне тот самый надлом, о котором я уже рассказывал. Короче говоря, внешность моя тогда была довольно отталкивающей.

Что же касается души, то я сам долго опасался заглянуть в нее. Я боялся, что не увижу там более ничего - все, что я считал частью себя, своей сутью, было растоптано Шефом и сожжено сержантом Джонс. Я ожидал увидеть там только лишь руины, а увидел… В воображаемом зеркале передо мной возник бледный призрак внешне совершенно невозмутимого человека с мятущейся в глазах растерянностью. Такое вот получалось противоречие.

- Ну вот, все в сборе, - констатировала Джонс. - Взгляните в последний раз на солнце.

Все осужденные одновременно вскинули головы. Впрочем, тут же опустили - никто не хотел и думать, что это действительно в последний раз.

А небо и в самом деле было удивительно синим, и словно специально для того, чтобы подчеркнуть это, почти в самом зените, едва не загораживая солнце, висело крохотное белое облачко, похожее на перевернутую лодку. Легкий ветерок, напоенный ароматами лесов, проносился над поляной и, задевая нас своим крылом, шевелил волосы на головах. Темные деревья стояли вокруг тихо и величественно, словно понимая трагедию нашего положения и молча скорбя об обреченных.

- Эй ты, бунтовщик! - окликнула меня Джонс. - Ну-ка встань в строй! Не туда! На правый фланг!

Я молча повиновался и оказался рядом с огромным парнем моего возраста и с лицом мрачным, как у настоящего убийцы. Он смерил меня взглядом, и я понял, что нажил себе смертельного врага: ведь я буду оставаться на свободе на секунду дольше него, поскольку стою дальше всех от входа. Впрочем, он лишь на миг отвлекся от главного объекта своей ненависти. Мне казалось, что он несколько раз порывался бросить в лицо сержанту какую-то неслыханную дерзость, но что-то останавливало его.

- Нале-е-е! Во! - вдруг гаркнула Джонс. - Шаго-ом! Арш!

Мы четко, как будто долго тренировались, исполнили команды и зашагали к высокой металлической двери, усеянной крупными декоративными заклепками. Глядя на нее, можно было представить, что она весит не один десяток тонн. В верхней ее половине змеились расположенные полукругом иероглифы прежней цивилизации. Чуть ниже кто-то заботливо укрепил табличку с переводом. Поскольку в нашей коротенькой колонне, состоящей всего из семи человек, я стоял последним, то мне пришлось высунуться из-за спины шествующего впереди гиганта. И вот что я прочел на этой табличке: «Из семени рождения произрастает корень смерти». По всей видимости, это была цитата из неизвестного мне философского трактата, очень похожего на труды Конфуция.

Первый дошел до двери и остановился, вчитываясь в надпись.

- Ну, что там? - крикнула за моей спиной Джонс. - Уснули?

Дверь сначала медленно, а потом все быстрее начала открываться. Движение это происходило плавно и с удивительной легкостью. Теперь можно было разглядеть, что сделана дверь из некоего монолита, напоминающего перекристаллизованную сталь, и имеет в толщину не менее полуметра. Наконец движение закончилось - дверь распахнулась, и за ней обнаружилось небольшое помещение, по сравнению с залитой солнечными лучами поляной освещенное весьма скудно.