Роберт Уилсон - Мистериум Страница 34

От нечего делать он переключился на канал, которым должна была пользоваться морская пехота — и внезапно комната наполнилась голосами.

Голосами, сообщающими названия перекрёстков, и голосами, подтверждающими получение сообщений. Клиффорд мгновенно заинтересовался. Это наверняка военные. Патрульные машины двигаются по маршруту и докладывают о прохождении контрольных точек. Оук и Бикон, всё тихо. Кэмден и Пайн, порядок. Клиффорд ткнул в кнопку слежения и принялся слушать.

Переговоры продолжались. Ополченцы, судя по их голосам, откровенно скучали; иногда они жаловались на холод.

Пункт контроля, Третья и Дюк. Мы тут уже закоченели.

Принято. Следи за дорогой, Джеймс. Сегодня в Вавилоне гололёд.

Вавилоном солдаты называли Ту-Риверс. Люк ему говорил.

Никаких признаков жизни на шоссе. Нико, правда, что завтра вечером в комиссариате будут давать тушёное мясо?

Слухи. Грузовик с продуктами сегодня не приходил.

Вот Самаэлевы портянки. Я-то надеялся горячего поесть.

Следи за языком, а то вместо горячего нарвёшься на взыскание за сквернословие. Филипп? Ваш доклад запаздывает.

Но в этот момент снизу из-за двери в его комнату донёсся голос мамы:

— Клиффи? Ты что, телевизор включил?

— Вот дерьмо, — сказал Клиффорд, слегка удивив самого себя. Его рука метнулась к регулятору громкости сканера. В панике он повернул его не в ту сторону.

Динамик заорал:

— ЧЕТВЁРТАЯ И МЭЙН! ЧЕТВЁРТАЯ И МЭЙН! ВСЁ ТИХО НА ЧЕТВЁРТОЙ И МЭЙН!

Клиффорд хлопнул по кнопке отключения и выдернул кабель питания из розетки. Сканер — это важно. Он понял это, даже не задумываясь. Сканер важен, и его надо спрятать, иначе его отберут.

Он услышат, как распахивается дверь маминой спальни.

— Клиффи!

Он взглянул на верхнюю полку своего шкафа. Слишком далеко. Он поднял сканер и согнулся, чтобы задвинуть тяжёлый корпус в пыльную тьму под кроватью. Шнур тянулся следом. Он запинал его за свисающий край простыни.

Дверь его комнаты распахнулась. Мама стояла в дверном проёме, придерживая у горла розовую ночнушку и мрачно хмурясь.

— Клиффи, это что ещё за шум?

— В «Геймбой» играл, — соврал он; не слишком удачно, но мама не понимала ограничений карманного игрового устройства. Любую Клиффову электронику она называла «эта гадская орущая штуковина».

— Да? — она подозрительно посмотрела на кровать. «Гефмбой» валялся там. Крышка с отделения для батареек была снята, а оно само — пусто, однако Клиффорд думал, что мама этого не заметит. Наверное. — Ну… сделай потише. Хорошо? Ты всех соседей перебудишь.

— Прости, — сказал он. — Я случайно.

— Уже одиннадцатый час. Подумай хоть раз в жизни о ком-нибудь, кроме себя самого.

— Ага. Ладно. — Она повернулась, чтобы уйти.

Позади неё стоял Люк. Он был в униформе, рубашка расстёгнута до пупа. Его грудь покрывала густая поросль тёмных кучерявых волос; глаза поблёскивали от любопытства.

Он шагнул в комнату Клиффа и спросил:

— Кто такой Геймбой?

— Это не кто, это что. Машина. Машина для игр.

— Вроде «нинтендо»?

— Ага, вроде «нинтендо». — Пожалуйста, думал Клиффорд, не проси показать.

— Клиффи, — сказал Люк. — Ты должен мне его как-нибудь показать.

— Конечно.

— Звук был словно по рации.

Клиффорд пожал плечами.

Солдат пристально посмотрел на него.

— Ты ведь не пытаешься меня обмануть, нет?

— Нет.

— Est-que vous etes un petit criminel? Un terroriste?[21] А, Клиффи?

— Я не понимаю, — сказал Клиффорд, практически не покривив душой.

— И очень хорошо.

— Люк! — позвала мама снизу. — Пойдём!

Солдат подмигнул Клиффорду и вышел из комнаты.

Начиная с сентября занятия в школе Джона Ф. Кеннеди были сокращены до двух дней в неделю. Декс полагал, что их бессмысленность стала очевидной — никто из выпускников школы не будет поступать в Гарвард или Массачусетский Технологический, ни в этом году, ни когда-либо ещё. Всё, что эти занятия давали детям — иллюзию нормальной жизни, и, возможно, она перестала быть ценным или полезным товаром… возможно, даже стала опасной.

Днём он теперь был свободен. Последние два дня он провёл за чтением книги по истории, которую дала ему Линнет, и сегодня он решил обсудить её содержание с Говардом Пулом. В последние несколько недель давление на Говарда снизилось; прокторы внезапно охладели к разгадке тайн правительственной лаборатории. Теперь он мог навещать его при свете дня. Тем не менее, Декс принял меры предосторожности по пути к дому Кантвеллов. Он прошёл мимо Оук-стрит до парка Пауэлл-Крик, затем вернулся и приблизился к дому с юга.

Говард в последнее время несколько осмелел в том, что касалось документов Кантвелла. Соседи, казалось, приняли его маскарад, или, по крайней мере, никто из них не донёс на него военным. Однако соседи про него знали: они, по словам Говарда, смотрели. Людям, живущим на подачки военных, запертым в своих домах страхом или недоумением, остаётся мало занятий, кроме как пялиться в окно. Декс чувствовал на себе их взгляды, ступая по бурому переднему двору между струпьев льда. Он быстро прошёл между изгородью и стеной дома к задней двери. Он постучал и стал ждать, дрожа под массой своего пальто. День начался с похолодания и так и не потеплел. Последнее, что этому городу нужно, подумал он — это суровая зима. Однако всё шло к тому.

Говард открыл дверь. На нём был потрёпанный синий свитер, из-под которого торчал край белой рубашки. Джинсы засалены; на руках перчатки. Он махнул Дексу и провёл его в кухню. Дом Кантвеллов был оборудован для отопления мазутом, которого теперь не было, однако Говард закрывал внутренние двери и не выключал электрическую плиту, так что по крайней мере на кухне было относительно тепло.

Говард предложил кофе.

— Теперь можно получать кофе по пайковым карточкам. Но я всё ещё пью тот, что нашёл в кладовой. Он малость выдохся, но зато сахара сколько хочешь.

Декс кивнул и сел за маленький столик, пока Говард наливал воду в мерную кружку и заливал её в кофе-машину. Теперь, когда снова появилось электричество, все снова начали пользоваться этими игрушками — кофе-машинами, блендерами, микроволновками. В пользовании электроприборами чувствовалась некая фривольность, греховность даже, после месяцев лишений.

— Я думаю, он вполне может быть ещё жив, — сказал Говард. — Я рассмотрел эту идею со всех сторон и считаю это реальной возможностью.