Василий Бережной - Сенсация на Марсе (сборник) Страница 34

Никифор нажал кнопку на подлокотнике, и сиденье плавно приподнялось. Теперь можно было смотреть в иллюминатор. Но красоты вечера он не замечал — ни ярких звезд, ни подсвеченных луною туч, ни россыпей огней внизу. Даже гигантский искусственный спутник, показавшийся из-за горизонта — белое колесо с четырьмя спицами, — не радовал глаз. Только подумал: «Там же Глеб, вместе с которым проходили практику на Луне. О, как же легко дышалось там, в оптимальной искусственной атмосфере! А не вызвать ли Глеба?» Рука сама потянулась к шифрам экрана связи. Ну конечно, вызвать! Лицо друга на экране какое-то растерянное, даже хмурое.

— Приветствую, Глеб! — бодро воскликнул Никифор. Глаза друга, всегда веселые и приветливые, были суровы.

— А тебя с чем поприветствовать? — после небольшой паузы спросил Глеб. — С чем поздравить? Когда предстанешь пред очи коммуны?

В голосе Глеба холодок и отчужденность. Ни на какое сочувствие с его стороны надеяться не приходится.

— Я еще не думал об этом. — Никифор помрачнел.

— А откладывать нельзя! — И Глеб сразу же отключился; его лицо на экране растаяло как тонкий лед. Вот тебе и друг!..

Некоторое время Никифор сидел, подперев подбородок рукой, смотрел в иллюминатор и ничего не видел. Потом включил двигатель — решил навестить Остров Музыки и Развлечений, находившийся в какой-нибудь сотне километров Заранее предвкушал удовольствие: вот где можно поднять настроение, забыться. Самые разнообразные зрелища, концертные программы, да и просто-напросто отдых на лоне природы…

С неба Остров казался светящейся мозаикой, брошенной в реку. Никифору трудно было избавиться от ощущения, что Остров плывет вместе с рекой — вокруг мерцали волны.

Он шел под высокими густыми деревьями, прислушивался к веселым голосам и смеху, которые слышались здесь отовсюду, и понемногу успокаивался. Уже не думал о Кларе, о Глебе, неприятный осадок в душе понемногу сменялся новыми впечатлениями, и возникло настроение совершенно иное. Издали доносилась симфоническая музыка, и он направился туда.

Зал световой музыки обрамлен был зеленью, и в центре его размещен спрятанный за величественным красивым экраном целый светомузыкальный агрегат. Световые потоки, сопровождавшие звук, появлялись не только на экране, но и вокруг него, на ограде, на капроновой паутине над головой, и ты оказываешься в центре этого волшебного вихря, он подхватывает тебя и уносит в фантастический, сказочный мир…

Но едва Никифор вошел, не успел даже сесть на свободное место, как музыка умолкла, игра света прекратилась. Присутствующие зашевелились, забеспокоились, осуждающе посматривая на него. Никифор с досадой повернулся и вышел. Секунду-другую спустя музыка зазвучала опять, но возвращаться ему уже не хотелось. Решил зайти в кинотеатр «Окно в прошлое», посмотреть что-нибудь из старинных реставрированных фильмов. Хорошо бы что-нибудь о всадниках — они ведь даже во сне ему снятся…

Прошел через архаическую колоннаду, но только шагнул в полутьму огромного зала, киноаппарат остановился. И надо же — по экрану мчался именно всадник, припав к холке лошади. Лошадь оторвалась от земли, да так и застыла в воздухе. Пожав плечами, Никифор снова вышел вон. Черт знает что — его прямо-таки преследуют неудачи!

Когда он заглянул в Театр роботов (там всегда шли веселые комедии), представление тоже приостановилось. Симфония, фильм, спектакль… Да это же его бойкотируют, не иначе! А что, если еще раз пройти этот круг? Появиться опять в амфитеатре, заглянуть в «Окно»? Но он тут же отказался от этого намерения. Мальчишество! Общественный бойкот — не шутка. По всему видно: ситуация усложняется с каждым часом. Вот те на!

Держась в тени деревьев, направился к ангарам. Поймал себя на том, что сам сторонится людей, избегает встречи с ними, прячется. Чувство одиночества, возникнув где-то в глубине его души, разрасталось, камнем ложилось на сердце. Если бы он не работал в области геофизики, отправился бы сейчас на долгие годы в космос. Но ощущал: Земля держит каждую его клеточку, покинуть Землю он не в состоянии.

У входа в ангар маячила какая-то фигура «Сейчас и этот отвернется… — с недобрым чувством подумал Никифор. — Ладно! Пусть отворачивается!» Но незнакомец не только не отвернулся, а приветливо обратился к нему:

— Ярковой, если не ошибаюсь?

— Да. Но мы не знакомы.

— Вы правы. Мы еще не встречались.

— Вы рискуете своей репутацией, — холодно бросил Никифор. — Я предан игнорированию.

— Именно поэтому я и хотел…

Что-то было в его тоне неприятное, и Никифор с неожиданной резкостью сказал:

— В соболезнованиях не нуждаюсь! — и пошел в освещенное подземелье ангара, оставив растерявшегося незнакомца в тени.

Облегченно вздохнув, вывел свой «Электрон». Теперь он знал, что делать: к Пифии! Она обязательно что-нибудь дельное посоветует.

Здесь все под землей. А на поверхности — роскошные сады. Вот и сейчас, в сумерках, видны в листве крупные яблоки и груши. Никифор направился к лифту. Белые каменные ступени вели вниз, к первой площадке. Никифор нажал кнопку и, пока ждал кабину, оглядывался: хоть бы никто не появился. Выйдя из лифта на глубине около пятидесяти метров, сразу же попал на движущуюся ленту пассажирской трансмиссии и через несколько минут был уже в своей лаборатории.

Тихо, безлюдно. По ночам здесь никто не работает, разве только если возникает какая-нибудь интересная проблема, от которой невозможно оторваться.

— Ну, Пифия, я к тебе, — сказал Никифор, включая электронную машину. — За советом.

Пифия стояла в углу — пьедестал, облицованный искусственным мрамором, высотою около метра, на нем фигура молодой женщины с распущенными волосами и диким выражением лица (кому-то из «противников стандарта» взбрело на ум смонтировать электронный анализатор в виде скульптуры) Она блеснула черными глазами:

— Я слушаю.

Никифор рассказал ей о Кларе, о своем знакомстве с ней и о том, как развивались их отношения.

— Мы часто встречались. Она была со мной, но никакой близости не допускала. Возможно, присматривалась, изучала или просто колебалась. А может быть, встречалась из жалости. Но сколько же можно было так вот все это тянуть?

После того как Никифор, ничего не утаивая, но невольно оправдывая себя, рассказал, что произошло. Пифия спросила:

— Каков биохимический комплекс Клары?

— Пойми, чувства не укладываются ни в какое прокрустово ложе объективных данных. Вы, машины, часто этого не учитываете…

— А вы, люди, часто прикрываетесь романтическим туманом, — не без сарказма заметила Пифия. — Зарубите себе на носу, что все происходящее на свете — это не более чем процесс и, как всякий процесс, характеризуется объективными данными.