Андре Рюэллан - Мемо Страница 34

В эту минуту в лабораторию вошёл Карлен.

— Если хотите знать моё мнение, — сказал он, — вся эта история заставляет пересмотреть наши представления о времени. Оно вовсе не линейно и не направлено в одну сторону, скорее это что–то вроде плоскости, по которой можно перемещаться куда угодно. И тогда человек с обострённой чувствительностью к времени благодаря особому психическому состоянию сможет предсказывать будущие события.

— Это, наверно, под силу лишь сумасшедшему, — вставил Поль.

— Вероятнее всего.

Поль напустил на себя равнодушный вид.

— Хорошо было бы вытащить его из норы. Его тогда можно использовать как зонд.

— Ни в коем случае! — воскликнул Карлен. — Его следовало бы вылечить.

— То есть лишить его дара предвидения? — спросил Дармон.

Карлен обвёл взглядом присутствующих.

— Это самая опасная вещь из всего, что только может быть. Скоро все порочные люди объединятся и начнут совершать грабежи, а затем всё сваливать на судьбу, раз уж Хабакук предсказал. А вы видите, какая волна религиозного безумия поднялась вокруг его пророчеств. Представьте себе, что Хабакук вдруг раскроет инкогнито, предварительно, конечно, обеспечив свою безопасность. Он окажется в положении зрячего в толпе слепых. И тут же этим воспользуется.

— А если у него другие планы? — спросил Поль.

— Это ещё хуже, — пробормотал Карлен.

За обедом Поль сказал Изабелле:

— Я думаю, общественное мнение уже сложилось. Газеты всего мира пестрят комментариями по этому поводу. После ликёра приглашаю тебя попутешествовать.

19 июля 1980 года газеты вышли с огромными заголовками:

«Прорыв германской линии обороны русскими бронетранспортёрами. НАТО угрожает запуском межконтинентальных ракет».

Поль и Изабелла в машине покидают Париж. Слепящий белый свет озаряет небо за их спиной. Словно новый исход — кругом плотная масса машин, через которую Поль пытается пробиться на своём автомобиле. Катастрофа придаёт всему какой–то неестественный оттенок. Всё словно вышло из берегов…

Переводы «Дельфийской колонки» циркулировали в государственных канцеляриях. Там, под заголовком «Мир по Хабакуку», была помещена обнадёживающая заметка. Речь шла о всеобщем мире в течение последующих пятидесяти лет.

— Как ты можешь так бессовестно врать? — спросила у Поля Изабелла. — У этих несчастных выработается ложное чувство безопасности, а через какие–нибудь двадцать лет они очнутся, но будет поздно.

— Ничего подобного, — убеждённо проговорил Поль. — Каждый раз мои предсказания сбывались, и они привыкли верить мне на слово. Если бы я и теперь сказал им правду, борьба военных блоков неминуемо бы продолжалась. А это действительно привело бы к ядерной войне.

— Но ядерная война всё равно будет! — воскликнула Изабелла. — Мы же оба это знаем.

— Нет, — не согласился Поль, — то, что мы знаем — это общие контуры будущего, которые прорисовываются на фоне всё возрастающей напряжённости между державами. Будущее вовсе не предопределено раз и навсегда. Оно строится каждый день, каждый час… Достаточно изменить настоящее, чтобы изменилось и будущее. А чтобы изменить настоящее, надо всего лишь изменить прошлое. Что я и сделал…

Он подумал о «мемо–3», и на память ему пришло то, о чём Изабелла знать не могла. Но она уже готова была затеять спор.

— Как это ты сумел?

— Ну это так просто говорится… Образно. Я хочу сказать, что, если бы я по–другому поступал в прошлом, моё настоящее было бы иным… и, может, не только моё, но и ещё многих людей.

— Да… — Изабелла с сомнением покачала головой.

— Впрочем… — Поль вынул из кармана газету и протянул Изабелле.

Ей в глаза сразу бросились крупные заголовки «Разрядка между Востоком и Западом», «Конференция на высшем уровне состоится в середине июня».

— Ну? — спросил Поль.

— Если бы это только была правда.

— Это нетрудно проверить. Надо просто отправиться туда и посмотреть.

Газеты 19 июля 1980 года не упоминали ни о каком военном конфликте. Они лишь восхваляли государственный строй и разражались угрозами в адрес последних членов левацких организаций, находящихся на грани исчезновения.

Поль с Изабеллой возвратились успокоенные, хотя их и не оставляла горечь. Чтобы гвоздь засел поглубже, Поль продолжал посылать статьи, каждый раз всё более укрепляя веру читателей в свои предсказания и способствуя разрядке.

Но вот уже несколько дней, как у Поля сложилось такое впечатление, что за ним следят. Какой–то человек ходил за ним по пятам и тут же исчезал, стоило ему оглянуться… или вдруг прохожий замедлял шаг перед его домом и смотрел кругом… Изабелле Поль об этом ничего не сказал, но сам из осторожности решил заглянуть на несколько недель в будущее. Но не смог. Получалось, что ему никак не удавалось выйти из настоящего. Он сократил длительность мысленного прыжка до трёх дней.

Поль выходит из дома. Направляется к машине, но тут из подъезда появляется человек. Эта ситуация знакома Полю по предыдущему выходу, поэтому он быстро ныряет за машину. Но уже другой стоит наготове на противоположной стороне улицы и стреляет в Поля. Однако Поль, предвидя и это, откатывается туда, где пуля не может его достать. И тут прямо на него вдруг наезжает машина, и Полю приходится вернуться на прежнее место, иначе она бы его раздавила.

Поль попадает в поле зрения первого убийцы, который тут же в него стреляет. Но Поль знает, что так случится. И одним махом влетает в парадное своего дома. Но там тоже стоит человек с наведённым на него револьвером. Поль, стремясь спастись, вбегает в кабину лифта. Незнакомец всаживает в него одну за другой три пули.

Когда Поль пришёл в себя, боль во всём теле напоминала ему о пулях. Приятного было мало.

Войдя к нему, Изабелла увидела, что он лежит, согнувшись и прижимая к груди руки.

— Ты что, заболел? — встревожилась Изабелла.

— Хуже, — ответил Поль. — Я умер.

Изабелла молчала. Ждала разъяснений.

— Так вот, — сказал Поль. — Через три дня меня отправят на тот свет. Я знаю, как это произойдёт, и даже смогу обвести вокруг пальца двоих убийц. Но после этого я прямёхонько угожу в ловушку, так что третьего мне не миновать.

Изабелла вся сжалась.

— Ты не должен попадать в такое положение. У тебя перед ними огромное преимущество: ты знаешь будущее.

— Если я не могу ничего поделать, какое же это преимущество?

— Попытайся ещё раз. И перед тем самым моментом, о котором ты говоришь, поступи по–другому.