Александр Петровский - Тень Фукусимы Страница 34

– И тогда реактор рванул?

– Не сразу. Качество электроэнергии там контролируется автоматикой, и если что, срабатывает защита. Так вот, разные защиты якобы сработали пять раз, если верить рассказам тех, кто участвовал в этом эксперименте. Кстати, я так и не смог узнать, от чего они запитывали насосы – от самой турбины или от тепла реактора через ту же турбину. Главное, что частота тока упала ниже сорока девяти герц, что бы это ни значило, ток стал плохим, и насосы остановились. А дальше, вполне прогнозируемо – бабах!

– Это больше похоже на диверсию, чем на научный эксперимент, – заметил Игорь.

– Полностью с вами согласен. Я абсолютно серьёзно считаю, что это была диверсия. Вот только не знаю, чья. Из дальнейшей истории станет ясно, почему я так думаю. Ну что, я удовлетворил ваше любопытство?

– Более чем, Леонид Сергеевич. И я готов слушать продолжение.

– Ещё пива? Нет? Тогда слушайте. Начну, пожалуй, со своей биографии. Много времени это не займёт, а для понимания дальнейшего будет полезно. Так вот, родился я в милицейской семье, мама работала в паспортном столе, а папа – в ОБХСС. Знаете, что это такое?

– Конечно. Отдел по борьбе с хищениями социалистической собственности. Кто ж в Союзе этого не знал?

– Хорошо. Тогда продолжаю. Родители развелись, когда мне было шесть лет, и с тех пор я папу видел раза три. Ещё, может, раз десять говорил с ним по телефону. Но материально он нам с мамой помогал, тут к нему претензий нет. Если бы не он, я не смог бы поступить в МГУ на юридический. Там требовалось изрядно заплатить кому надо, и таких сумм не было ни у мамы, ни, тем более, у меня. Деньги дал папа, и благодаря ему в восемьдесят шестом году я учился в университете. До Чернобыля мне и дела не было – где Москва, а где та АЭС? Но вот я неожиданно получаю телеграмму с просьбой срочно приехать в Киев, отец при смерти. И денежный перевод на дорогу. Я и не знал, что папа в Киеве работает. То есть, вообще не знал, где он. И не интересовался. А тут вдруг расчувствовался и решил всё-таки к нему поехать. Маме, естественно, ничего не сказал, она бы истерику устроила. Тогда уже почти пятнадцать лет прошло с тех пор, как они расстались, а её ненависть к отцу всё не слабела. Да и теперь она его ненавидит, хотя он двадцать пять лет как в могиле. Понятия не имею, чем именно он на маму такое незабываемое впечатление произвёл.

– Это всё действительно важно, Леонид Сергеевич?

– Вы правы, не всё, – улыбнулся тот и продолжил. – Приехал я в ту киевскую больницу. Процедуру встречи описывать не буду. Скажу только, что мы друг друга долго не могли узнать. Ну, а потом он и говорит мне: «Лёня, я умираю, это очевидно. Меня убили этой радиацией! Если ты согласен отомстить, я тебе кое-что расскажу. А именно, где я храню деньги.». Оказалось, вторая его жена недавно умерла, детей у них не было, и я, стало быть, его единственный наследник. Ну, я ему и отвечаю, что сделаю всё, что в моих силах. Он кивнул и говорит: «С моими деньгами сил у тебя будет более чем достаточно. Так что выполни, пожалуйста, мою просьбу». Забегая немного вперёд, скажу, что денег там было около двадцати миллионов долларов. Именно долларов.

– Ну, ничего себе! Что в ОБХСС обильно брали взятки, ни для кого секретом не было, – прокомментировал Игорь. – Но чтоб столько!

– Нет, это не взятки.

– А что? С зарплаты откладывал?

– Шутить изволите, Игорь Николаевич. С советских зарплат можно было отложить максимум на машину, и то, если очень экономить лет десять. Но и взяток он не брал, по его уверениям. Впрочем, это неважно.

– Подождите! Мне непонятно. Если не взятки, то что? Откуда такие сумасшедшие деньги?

– Ладно, ещё раз удовлетворю ваше праздное любопытство. Если вы смотрели советские детективы о нехороших расхитителях, то знаете, что рано или поздно у подозреваемого обязательно проводится обыск, и доблестные милиционеры находят у него огромное количество ценностей. Потом следователь на допросе саркастически спрашивает, как это он с зарплаты в сто или сто десять рублей умудрился отложить пару миллионов, а тот молчит, мнётся, ему нечего ответить. При этом всё найденное конфискуется в казну. Верно?

– Видел я такие фильмы, и немало, – признал Игорь.

– А теперь подумайте сами. Проворовавшийся деятель знает, что ценности уже в любом случае не его. Потому ему нет смысла возражать, если часть обнаруженного пойдёт в карман не государства, а милиционеров, проводящих обыск. Особенно если речь идёт о долларах.

– Почему?

– Рубли и золото с прочими драгоценностями – это статья «хищение». А доллары – это уже намного серьёзнее. Незаконные валютные операции, а то и измена Родине. Подрасстрельные статьи, между прочим. Так что если доллары тихо исчезнут, все останутся довольны – и бывший их хозяин, и милиционеры. Вот так доллары и путешествовали от всяких директоров магазинов, не пожелавших отдать наверх законную долю, к моему папе. Он их не тратил, видимо, хватало других источников дохода. Впрочем, это всё с его слов. Можете верить, можете – нет, мне плевать. Как и моему покойному папе.

– А понятые не возражали против таких, скажем так, односторонних сделок?

– Ой, рассмешили! Да что вообще могут увидеть понятые? Человек пять ведут обыск во всех комнатах и кухне, а двое понятых, обычно соседи, стоят на пороге и смотрят злорадно, ведь никто не любит богатых людей. Зависть, знаете ли. Когда требуется, понятых зовут и при них что-то находят. А если не зовут, то они и не видят ни хрена.

– Вы лишили меня последних иллюзий. Значит, присутствие понятых не обеспечивает честности обыска?

– Не сомневайтесь, Игорь Николаевич, при самых честных понятых, если надо, у вас в квартире найдут тонну героина, миллиард долларов и небольшой артиллерийский склад. Нужно, чтобы у правоохранителей не возникало таких желаний, и тогда всё будет в порядке. Будем считать, что с вводной частью я закончил. Теперь перехожу непосредственно к событиям, приведшим к гибели моего отца.

В восемьдесят шестом году борьба с пьянством была в самом разгаре, и, как следствие, водка изрядно подскочила в цене. Если раньше руководство ликёроводочных заводов жило хорошо, то теперь – просто вызывающе прекрасно. В Киеве тоже были такие заводы, и на одном из них директор вызвал чьё-то неудовольствие наверху. Быть может, не поделился доходами с нужными людьми, а возможно, ему просто не повезло, так тоже бывает.

В результате у местного ОБХСС возникло подозрение, что на заводе воруют. Слово «подозрение» в таком контексте выглядело довольно цинично, ведь на заводах, выпускающих спиртное, воровали всегда, при любой власти, а в периоды антиалкогольных компаний – особенно. Какое ещё может быть подозрение при наличии твёрдой уверенности? Вести дело поручили майору Сергею Федину, компетентному офицеру с огромным, почти двадцатилетним, опытом оперативной работы в сфере экономических преступлений. Тот быстро установил, по какой схеме производятся хищения.