Андрей Сердюк - Вложения Второго Порядка Страница 34

- Или испепеляет?

- Или испепеляет. Но держит дверь к запасному выходу всегда открытой.

- Чего мы такого все натворили, что морочит нам голову эта мысль: как бы ополчась на море смут, сразить их противоборством. Умереть...

- И главное же запросто... Как телевизор выключить...

- Правда, без права включить снова ...

- Вот это-то и... жутковато, конечно. А к чему, собственно, ты этим всем вдруг озаботился?

- Думаю... думаю, что кто-то должен же быть в ответе за все эти наши сны.

- Знаешь, у меня знакомый был... наркодилер, который всё время, до самой смерти, мучился тяжёлым нравственным вопросом: "В ответе ли мы за тех, кого приучили?" Моральное чистоплюйство, понимаешь, рядового пехотинца армии Зла... Продавца больных снов... Да... А на "золотой укол" он ушёл, тем не менее, совсем по другой причине, - не сумел найти ответ на старую теософскую загадку: "Сколько ангелов могут поместиться на одной игле?" Сошёл с ума на этой теме и...

- Покончил с собой?

- Да. Убойной дозой кокса... А, знаешь, в последнее время, меня самого пугает мысль о смерти, правда, меньше всего - о своей... Близкие, дети... Понимаешь? Хотя и самому пожить тоже ещё хочется... И чем дольше живу, тем, надо сказать, больше хочется. Наверное, всё же европейцы мы, - азиаты, говорят, так смерти не боятся...

-- Европейцы, конечно... И в европейской традиции, скажу тебе, друг, по секрету - практиковать для борьбы со своими проблемами другой, отличный от суицида, я бы сказал, мудрый, способ, который заключается в том, чтобы описать своего врага - не обязательно конечно человека - сомнение, фобию, комплекс (мало ли что ещё может быть смертельным врагом) - и тут же этот образ и уничтожить вербально. Сколько, согласись, таких вот текстов: "Жил-был плохой человек имярек. Он делал всем говно, и очень плохо было всем от него. А потом он умер". Психиатрами-клиницистами рекомендуется именно этот способ. Из него, кстати, и родилась великая европейская литература. Вся лучшая беллетристика Старого Света. Борхес, кстати, утверждал, что всякий европеец - писатель. Читай - потенциальный самоубийца ... Преувеличивал слепой поджигатель, конечно, но что-то в этом есть... Сочинять, вместо того, чтобы... Подменять жизнь фантазией, вместо того, чтобы торопливо обменивать её на смерть... Это ли не выход?

- Эх, беллетристика-эквилибристика... Так значит, литература, говоришь, - это и есть способ жизни после жизни? Помыслю об этом на досуге... Я, кстати, сам тоже писать пытался, роман... Грешен... Но с первой строчки... э-э-э... как там у меня было-то... "В пахнущей гарью темноте было видно, что уголке её губ трогательно блестела застывшая капелька спермы"... Написал, и сдвинуться не смог дальше... Как бы вся событийность этой первой строчкой исчерпывалась... Не вышел из меня романист... Да... Но, послушай... Писать то они, конечно, все пишут, только почему-то всё равно лезут в петлю, сняв номер в "Англетере". Среди самоубийц, заметим, не малое количество писателей.

- И что?

- Не знаю... Ничего... А может, связь и обратная, - вот что... И это само писательство приводит к мысли о том, что смерть нужно поторопить... Слушай, о чём мы сейчас, вообще?

- Чёрт его знает! Но, может быть, уже пронесло?

- Зря так думаешь, - почтальон звонит дважды.

- Сиди, - я сам открою... И чего пристал? Я уже сам не помню, чего мы тут утюжим... Только понимаю, что сказать должен: среди самоубийц ещё больший процент тех, кто при жизни употреблял в пищу огурцы. Процентов, думаю, девяносто. Не является ли тогда употребление огурцов основной причиной самоубийств? Где чему в нашей жизни причина и что чему следствие...

- Сразил... тоже мне... слабо и неубедительно. А я говорю - и пишут, и гибнут от этого!

- Это разве не моя реплика?

- Нет, моя.

Тут Костя потряс над головой,- наверное, в знак того, что действительно пишут и действительно гибнут, а также в подтверждении, что эта реплика была действительно его, - какой-то книгой в серенькой обложке, невесть откуда появившейся у него в руке. Потряс, чтобы все присутствующие убедились, после чего ловко метнул её на заставленный стол.

"В. Ропщин. "Конь бледный"", - прочёл Зотов на обложке этого явно репринтного издания и поёжился.

Он открыл томик и прочитал в предисловии, сложив подслеповатые буквы в чужие слова: "... вся его террористическая деятельность, вся его кипучая комиссарская деятельность на фронте были в своей последней, метафизической сущности лишь постановками каких-то лично ему необходимых опытов смерти. Если Савинков и был чем-нибудь до конца захвачен, то лишь постоянным самопогружением в таинственную бездну смерти".

"Это больше, чем жизнь, это - литература", - подумал Зотов и спросил:

- Костя, где здесь у тебя телефон?

- На, - держи, - ответил хозяин, и протянул ему жёлтый аппарат, трубка которого была перемотана чёрной изолентой.

Зотов уверено набрал номер, в котором не был уверен.

- Алло, слушаю вас, - отозвался хорошо знакомый голос на том конце линии.

- Это я, Зотов, - представился он.

- Дима, где вы? Вы мне срочно нужны. Беллу похитили, - подтвердила взволнованная Ирина его тревожные и доселе неясные опасения.

- Еду.

И Зотов засобирался. Уточнил у Кости дорогу и твёрдо отказался от его услуг:

- И так тебя напряг... Спасибо тебе Костя за приют. За лекцию о матрицах. И...

- О каких матрицах? - удивился Кастет.

- Как - о каких? О тех, - о которых ты мне рассказывал.

- Я тебе о матрицах рассказывал?

- Ты что, Костя?

- Прости, у меня так иногда бывает - здесь помню, здесь - нет... Болел я... Теперь у меня проблема - недержание воспоминаний...

- Это ничего, Кастет. У меня с ними тоже проблема... Я перестал им верить...

Автор убеждён, что найдётся хоть один читатель, который уйдёт за горизонт прочитанного, - искать подтекст.

И больше его никто не увидит.

Ни его.

Ни подтекста...

28.

Зотову пришлось немного потомиться, пока охрана банка куда-то звонила и что-то выясняла, - короче, честно отрабатывала свой чёрствый хлеб. Когда всё, наконец-то, было выяснено, его провели в приёмную Томиловой.

Девушка-секретарь или, может быть, референт, а, в общем-то, - помощник, предложила ему подождать и указала где это нужно делать.

Зотов в душе конечно повозмущался, - мол, если у тебя сестру украли и тебе срочно помощь нужна, то, какого рожна эту помощь в предбаннике держать. Но тут для него включили телевизор, и он приглушил свой внутренний диалог, потому что в местной новостной программе рассказывали такое, от чего у Зотова отнялся дар даже внутренней речи.

А диктор прочувственно и эмоционально вещал следующее:

-- ...расследование. И как мы уже сообщали в экстренном выпуске нашей программы сегодня ночью, около полуночи, произошёл захват заложников в помещении двенадцатого районного отделения внутренних дел. Как удалось выяснить нашим корреспондентам, задержанный за незаконное хранение оружия Гвоздёв Алексей Иванович, уроженец Города, пятьдесят второго года рождения, обманным путём завладел табельным оружием помощника дежурного по РОВД старшего сержанта Усачёва. После чего, он, хладнокровно расстреляв Усачёва, вышел на связь с дёжурным по ГУВД и объявил, что взял в заложники несколько человек, которые в тот момент находились в здании отделения. О чрезвычайном событии сразу же был проинформирован губернатор. Фёдор Золотников немедленно прибыл на место трагедии, и лично вступил в переговоры с преступником. (На экране телевизора появилась картинка, иллюстрирующая происходящее - камера наехала на Золотникова: губернатор-коротышка в окружение должностных лиц, энергично разрубал ночной воздух одной рукой, другой сжимал трубку телефона, как гранату). Преступник выдвинул свои требования, которые заключались в следующем: освобождение из-под стражи его брата Василия Гвоздёва - известного рецидивиста по кличке Вася Гвоздь, находящегося в СИЗО за покушение на убийство; предоставление возможности им обоим беспрепятственного выезда за пределы страны; выдача им одного миллиона долларов США. Губернатор Золотников, прекрасно понимая, что нужно сделать всё возможное для спасения заложников, запросил у Гвоздёва время на выполнение этих требований, а затем попытался отговорить преступника от его намерений. И даже предложил обменять себя на заложников. Но в этот момент у Гвоздёва, по всей видимости, произошёл психологический срыв. Он стал требовать, чтобы все его требования были выполнены немедленно. В противном случае, как заявил преступник, все заложники будут расстреляны. После этого, в знак своей решимости, Гвоздёв расстрелял одного из заложников. Получив от оперативных работников подтверждение этой информации, губернатор незамедлительно принял решение. Принял единственно верное и мужественное (учитывая возможные последствия этого шага и полноту ответственности за его принятие) решение - освободить заложников штурмом. Бойцы спецподразделения провели операцию молниеносно. (На экране - клубы дыма, фигуры в камуфляже, лица в масках, автоматные очереди и хлопки взрывпакетов). В ходе штурма преступник был убит. (На экране - бездыханное тело ни в чём не виноватого Гвоздёва). Остальные заложники не пострадали. Губернатор выразил глубокое соболезнование родственникам погибших.