Аркадий Львов - Две смерти Чезаре Россолимо (Фантастические повести) Страница 34

— Вы могли бы уточнить, — добавил доктор, — смеющаяся голова.

— Ax! — вскрикнула мадам, потому что доктор произнес слова, на которые она сама не решалась, полагая их уже верхом безумия.

— Успокойтесь! — властно приказал доктор, придерживая на всякий случай под носом у мадам пузырек с нашатырем. — Успокойтесь, никакой галлюцинации не было. Все, что вы рассказываете, не бред, а строго адекватное отражение ситуации. Я сам как раз ехал вслед за вами и увидев, как Мак толкает сзади машину, а потом взлетает на нее, сразу догадался, что у вас неладно с мотором.

— Как! — вскочила мадам Эг, пренебрегая категорическим предписанием доктора блюсти покой. — Вы хотите сказать, что Мак сам разогнал машину до такой скорости и вспрыгнул на полном ходу?

— Что значит ходу, — улыбнулся доктор. — До сих пор я имел слабость полагать, что умею пользоваться словами.

— Доктор, — бормотала она, — но это же невероятно: спидометр показывал сто километров.

— Чепуха, милая! — воскликнул доктор. — Гепард мчится со скоростью сто сорок километров, и все считают, что это в порядке вещей, а ваш муж делал на сорок километров меньше, и вы удивляетесь. Нет, уважаемая Эг, фактам надо не удивляться, факты надо толковать.

Мадам, пристыженная, пыталась выйти из неприятного положения и возразила:

— Доктор, но гепард бежит налегке, без груза, а Мак толкал перед собой машину, к тому же в машине сидела я.

— Ну что вы, — развел руками доктор, — при вашем-то весе — о чем говорить!

Доктор был совершенно прав: изящество мадам решительно исключало мысли о весе, так что доводы насчет груза лишены были всякого резона. Другое делоскорость, этому факту, как заметил сам доктор, действительно следовало дать толкование.

— Ну-с, уважаемая, — строго сказал он, — по этому случаю у нас тоже имеется объясненьице.

Выждав секунд пятнадцать, необходимые для мобилизации внимания, доктор произнес одно слово:

— Доппинг!

Мадам Эг была потрясена:

— Что, он не успел ступить за порог клиники и уже нахлестался, как свинья! Мак, ты загонишь меня в гроб на семьдесят лет раньше срока.

Она смотрела на мужа и упор, он не выдержал взгляда и опустил глаза. Доктор Горт испытывал неловкость, обычную для человека, который добрым людям принес дурную весть, но он не мог поступить иначе: истина — девиз медицины, и у медика не может быть, естественно, иного девиза.

— Извините, дорогая, я причинил вам боль, но…

— Нет, — гневно возразила Эг, — это не вы, это oн причинил мне боль, и если бы я могла дать ему понять, какая это боль!

Эг в полном отчаянии собрала в обе руки волосы Мака и сделала движение вверх, в стороны и опять вверх. При последнем движении Мак жалобно заскулил, и она вдруг вспомнила:

— Господи, у него же новые мозги — ему сейчас это вредно! Доктор, скажите, волосы доходят до мозга или не доходят?

Нет, успокоил ее доктор, не доходят: в противном случае, вследствие травмы мозга, при облысении наверняка наблюдалась бы определенная перестройка личности. Хотя, задумался доктор, некоторые симптомы обновления все же имеются: например, рефлекс ощупывания темени, рефлекс двух зеркал, а также idee fixe всеобщей лысины или ее полярного выражения — всеобщего парика. При этом можно сослаться еще на вековую озабоченность человечества данной проблемой, вековую и, увы…

Мадам уже не слушала доктора, она скользила рукой по груди Мака и радостно смеялась: у человечества не было оснований тревожиться о ее муже. Напротив, болезнь явно пошла ему на пользу.

— Доктор, — призналась мадам Эг, — мне даже, знаете, немного стыдно от такого благополучия.

— У вас доброе сердце, однако, не следует переоценивать плешь… пардон, волосатость, — сказал доктор, ощупывая свое темя. — Кстати, мужчина с выпавшими волосами дает в потомстве мальчиков чаще, чем мужчина с невыпавшими волосами. Я полагаю, женщинам следовало бы знать об этом.

Доктор глянул в зеркало, еще раз провел рукой по темени, осмотрелся, но второго зеркала не нашел.

— Доктор, — мечтательно произнесла Эг, с трудом высвобождая пальцы из чащобы на голове Мака, — ваша жена такая счастливая, это большая радость — быть уверенной, что тебя ждут сыновья.

Доктор перестал щупать свое темя, зажмурил глаза, то есть не совсем зажмурил, а так, что узенькие, как зрачки у кота, щелочки остались, улыбнулся и чуть повел подбородком в сторону двери. Женщина тоже улыбнулась, заметно покачала головой, хотя оставалось непонятным, отвечала она доктору или каким-то своим невысказанным мыслям, прижала ладонь к глазам Мака и вдруг…

Удивительнее всего было, что доктор почему-то оказался за дверью, причем — полнейшая уже чепуха! — не стоял, как всякий уважающий себя и достойный человек, на площадке, а лежал на ступеньках между семнадцатым и восемнадцатым этажами, причем и лежал-то нелепо — не перпендикулярно или параллельно ступеням, — а как-то вкось и к тому же вниз головой.

Внутри у доктора все адски болело, будто только что его тело освободили из тисков. Ухватившись руками за балясины, доктор попытался переменить позу, но боль стала до того нестерпимой, что он поспешил закрыть обеими руками рот, чтобы сторонние не услышали его вопля.

Этажом выше хлопнули дверью. Сейчас вызовут лифт, мелькнуло у доктора. Однако лифта никто не вызывал, и спустя полминуты на лестнице появилась девушка в белом свитере и оранжевых люминесцентных тортах. Под свитером вспыхивали и гасли две очаровательные, с переменной гаммой, чашки.

— Вам кого? — спросила девушка. — Ах, так это не здесь — вам надо подняться еще на полтора этажа.

Убедившись, что вопросов больше не будет, девушка перескочила через доктора и, захватывая по пяти ступенек, понеслась вниз.

Самое удивительное, что боль, которая почти вовсе оставила доктора, когда появилась девушка, возобновилась со страшной силой, так что впору было звать на помощь. Однако звать на помощь все же не следовало, поскольку в таких случаях люди, по праву вызволителей, задают чересчур много вопросов. А как мог доктор Горт объяснить свое по меньшей мере странное положение? Последнее, что сохранилось в памяти доктора, был не очень пристойный намек, который он сделал жене этого кретина Мака, а о последующих событиях он знал столько же, сколько всякий другой, то есть, попросту говоря, ничего не знал.

Горт сделал новую попытку переменить позу, и в теперешний раз ему удалось приблизиться головой вплотную к балясинам и упереться в них так, что возникло даже ощущение определенного удобства. Как естественник, он отлично понимал, что ощущение это идет от новой точки опоры, однако полного удовлетворения все-таки не было, поскольку главная цель — встать на ноги — оставалась недостигнутой.