Юрий Петухов - Ангел Возмездия Страница 35

Теперь он понял, куда вели шлюпку невидимые лоцманы. И горло его перехватило судорогой. Это был конец! Из коллапсара нет выхода назад! Иван рванул на себя рычаги управления – двигатели вздрогнули, из них вылетели язычки пламени. Но на этом дело и кончилось. Иван нажимал подряд все клавиши, кнопки, пытался запустить в ход машинное управление... все было впустую, шлюпка не подчинялась ему.

Пятно увеличивалось в размерах с невероятной скоростью, будто он приближался к нему не на жалкой космолодочке, а на сверхскоростном суперкрейсере.

Иван был бессилен что-либо предпринять. Ему оставалось лишь одно – сидеть в полуразломанном кресле и ждать гибели. Исполинская воронка засасывала его. Ни одна звезда уже не высвечивалась на экране. Он падал в бездну «черной дыры». И он знал, что ее страшной влекущей силе не могло сопротивляться ничто во Вселенной, в его Вселенной. Иван был обречен.

Умереть надо было достойно. Он глубоко вдохнул, задержал воздух в легких, перебарывая слабость, дрожь. Потом гулко выдохнул. Попробовал расслабиться. Не получилось. Тогда он скрестил руки на груди, выпрямился. Он не закрывал глаз, не щурился, старался не моргать. Он хотел встретить смерть с открытыми глазами, заглянуть в ее безликое лицо, в ее безсущностную сущность. И никакая бы сила на свете не заставила его сейчас смежить веки!

Что-то угластое, легкое, но твердое уперлось в кожу груди. Иван не сразу понял – что. Он развел скрещенные руки, положил ладонь на грудь. И прошептал, почти не разжимая губ:

– Огради меня, Господи, силою Честного и Животворящего Твоего Креста, и сохрани меняет всякого зла... а коли нет мне прощения, так укрепи душу мою, даруй готовность принять муки и смерть безропотно и смиренно! О, Господи, простирается ли твоя власть и на этот край Мироздания, на эту вселенскую преисподнюю?! Или эта тьма уже за границами Твоих владений?! Прости, если что не так сказал...

Он мысленно распрощался со всеми друзьями, близкими, вспомнил о жене, уже пребывавшей за порогом жизни, о казненных родителях, которых он почти не помнил... да и совсем бы не знал без случайного сеанса мнемоскопии, он простился с сельским знакомцем старичком-священником и с Патриархом, с пожилой женщиной и непросыхающим Хуком Образиной, со всеми... Ой хотел встретить смерть с чистым и успокоенным сердцем, с погашенным в груди огнем тщеславия и гордыни, со смирением, как и подобает сильному, волевому человеку, осознающему себя не прахом преходящим, но существом, наделенным душою, частицей Души.

Но смерть не приходила. Он все падал и падал в бездонный зев коллапсара. И несмотря на то, что по всем законам материи его давно уже должны были смять, раздавить гравитационные поля, он совершенно не ощущал их воздействия, наоборот, он как бы парил под уходящим в неведомую высь куполом. И этот миг парения был бесконечен! Казалось, что это продолжение того самого нереального сна, навеянного то ли воспоминаниями, то ли воображением. Он пока парил. Но он знал, что падение будет страшным.

Холодное, колючее, непонятное сдавило его сердце. Острые иглы пронзили тело – не сразу, сначала они надавили остриями на кожу, потом прорвали ее, углубились в мышцы, вены, сухожилия, достигли аорты и артерий, прокололи сердце, легкие, печень, почки... Возникло ощущение, что они вышли с другой стороны, перекрестившись, натыкаясь одна на другую. Но он не умер. Он даже не шелохнулся. Он стоял, стиснув зубы, одеревенев, превратившись в каменное изваяние. Он ни на миг не закрыл глаз. Он все видел. И он был готов ко всему.

И так же неожиданно, как появилось перед ним пятно мрака, впереди вдруг стал высвечиваться сначала крохотный, но потом все разрастающийся кружок звездного неба. Сверкающих крупинок становилось все больше, они множились, оттесняли непроглядный мрак, разгоняли его. Расположение звезд было не просто незнакомым, оно было каким-то необычным, неестественным. Иван впервые видел звездное небо такого типа, усыпанное почти правильными рядами алых мерцающих светил. Но это было не главным. Главное, шлюпка, проскочив воронку коллапсара на неимоверной скорости, выскочила целой и невредимой по его другую сторону, в Иной Вселенной.

Полет продолжался долго. Иван начал уставать. Ему хотелось спать. Он вдруг обмяк после длительного вынужденного напряжения. Он ничего не понимал и не мог ничему сопротивляться. Для сопротивления надо было знать основное – с кем ты имеешь дело, кто противник, где он. Иван ничего этого не знал. И у него не было ни малейшей возможности выяснить это.

Но прежде чем дрема его оборола, шлемофоны вдруг опять проснулись, проскрежетали занудно, тоскливо на два почти неразличимых голоса:

– Гнух! Какого дьявола ты тянешь?!

– У меня нет указаний на счет амебы, отвяжись! Тебе лучше знать, куда его расписали: на распил, в Систему или Систему?

Голова у Ивана была тяжелой, чугунной, но его все же удивило это непонятное: «систему или систему». Что они имели в виду под одним и тем же словом? Впрочем, какая разница! Скорее всего ни о каких «системах» ему мечтать и не следует, надо готовиться к «распылу», на этот раз он не сможет защитить себя. Ну и пусть!

Уже засыпая, он сообразил, что слышит телепатические переговоры, расшифрованные и переведенные для него переговорником. Но он не мог больше бороться со сном.

– Эти чистюли из диспетчерской, Гнух, говорят, что слизняку надо пройти небольшой карантинчик в Системе, ты слышишь меня? – на этот раз в голосе кроме скрежета и занудливости просквозила изрядная доля иронии, особенно когда невидимкой произносилось слово «система».

Иван почти сквозь сон услышал голос. Он не заметил иронии. Все голоса сейчас мешались в его голове с голосами внутренними, с голосами пробужденного сном подсознания.

– Наше дело маленькое, – отозвался Гнух, – куда приказано, туда и поместим. Чего ты вообще разволновался? Амеба – она и есть амеба, какая ей разница, где подыхать!

Проснувшись, Иван не сразу понял, где он находится. Засыпал он в шлюпке, в полуразвалившемся неудобном кресле. А сейчас ни кресла, ни самой шлюпки не было видно. Он лежал на серой землистой поверхности, и перед самым его носом торчало серое корявое растение в три вершка. Оно не имело ни ствола, ни ветвей, ни листьев, оно было одним большим изъеденным или обгрызенным листом.

Иван отодвинул его рукой. Осмотрел себя – на скафандре не было царапин, вмятин и вообще каких-то видимых повреждений. Да и системы жизнеобеспечения работали как положено – воздуху хватало, было в меру тепло и сухо.

В нескольких метрах торчало еще одно растение, но значительно большее. А вот шлюпки нигде не было. Он встал, прошел полсотни метров, огибая торчащие растения-листья. Наткнулся на валяющийся в ложбинке пулемет – свой собственный, спаренный, десантный. Поднял его, осмотрел – пулемет был изрядно запылен, измазан чем-то глинистым, но вполне пригоден для дела. Чуть подальше Иван набрел на первый обломок шлюпки, потом на второй, третий... В одной куче лежали искореженное кресло, рычаг, вырванный из пульта, автомат-парализатор, лучемет – все это было перепутано ремнями, проводами, вырвавшимися из кресла пружинками, еще чем-то, и наверное, благодаря этому не разлетелось по сторонам. Но следов удара шлюпки о поверхность нигде не было видно, она развалилась на подлете. Сбили? Сама разорвалась? У Ивана болела голова, он не мог думать обо всем этом.