Норман Спинрад - Стальная мечта Страница 35

— Не знаю, Барт… — промямлил Вандерлинг. — Моим… э… офицерам… не терпится побывать в каком-нибудь серьезном деле. — Гомец и Джонсон согласно закивали, скрежеща зубами. Оба уже болтались на грани ломки.

— Зато я знаю, — отрезал Фрейден. — Не волнуйся, очень скоро у нас будет масса серьезных дел. А если им уж так не терпится, пусть забомбят побольше героина.

«Начальник штаба» закивал опять, на этот раз соглашаясь с Фрейденом.

— Тебе лучше выступить прямо сейчас, если хочешь управиться к сумеркам, — напомнил Фрейден. — И не бери больше десяти… хм… офицеров. Остальные пусть будут волонтерами. Не очень-то хочется, чтоб покалечили кого-нибудь из освобожденных сангриан. Мы играем в Робин Гуда. Смотри не забывай об этом.

Когда Вандерлинг и двое Тыкв убрались восвояси, Фрейден обратился к Олнею:

— У меня предложение, полковник. Нужно наладить и держать под контролем фабрику слухов и организацию шпионажа. Мне кажется, для такого дела вы вполне подходите. Заинтересованы?

— Давать приказы? — Глазенки Олнея вспыхнули плохо скрытым предвкушением. — Говорить Животным, что тем делать, как если я Брат? Я заинтересован! Только что такое фабрика слухов?

Фрейден мысленно плюнул и скорчил гримасу. Олней — лучший из всех, с кем приходилось работать. Но его увлекла лишь возможность разыграть из себя Брата. Ладно, по крайней мере у него имеется хоть честолюбие. Этим можно воспользоваться.

— Все предельно просто. Ты отбираешь рекрутов, кому, по твоему мнению, можно доверять. Потом отсылаешь их назад, домой, заниматься привычной работой. Животные не должны пронюхать, что эти люди — партизаны. Они будут сообщать тебе обо всех новостях, а ты — докладывать мне. Иногда я буду сочинять какую-нибудь историю, откровенную ложь. Я расскажу ее тебе, ты — своим агентам, они же распустят ее по деревням. Все понятно, а? Такие уловки позволят нам пропагандировать все, что мы захотим. И никто не будет знать, откуда появляются слухи. Как думаешь, справишься?

— Справлюсь, — ответил Олней без колебаний. — Просто сказать им, что делать, что говорить. Легко. Но зачем? Зачем трудиться, рассказывать тем-Животным сказки и небылицы?

Фрейден покачал головой. Поди объясни сангрианину теорию и практику политической борьбы. И все же попробовать не мешает.

— Послушай-ка, почему в первую очередь ты присоединился к нам?

— Услышал ты говорить в моя деревня убить тех-Киллеров и тех-Братьев и заправлять всем самим, — объяснял Олней. — Пару дней спустя Киллеры прийти и взять десять Животных. Это только через две недели, как они взять квота. Я помнить, что ты говорить, Братья хотеть всех нас сделать чокнутыми, обескровить до смерти. Я понять, это не иметь ничего общего с Естественный Порядок. Решить, если те-Братья не заботиться о Естественный Порядок, с какой стати должен я? Лучше убивать, чем умереть. Поэтому я прийти в Народную Армию.

«Пример из учебника», — подумал Фрейден.

— Значит, если бы ты ничего не услышал о происходящем, то по-прежнему оставался бы в своей деревне. Или — что более вероятно — сидел бы, свихнувшийся, в Саде. Я не могу поспеть всюду — но агенты могут. Открой людям глаза да их потаенные страхи, поведай о запретном, и они станут с радостью выполнять твои приказы.

— Никого из них не убивая? — с великим удивлением спросил Олней. — Просто историями? Это есть пропаганда?

— Именно!

— Ты сказать мне, я сказать моим агентам, они сказать тем-Животным, и те-Животные сделать то, что мы хотеть? Как словно ты — Моро, а я — те-Киллеры?

«Здесь существует только один взгляд на вещи. — Фрейден почувствовал разочарование. — Сангрианский взгляд».

— Если хочешь, расцени это так, — вздохнул он. — Что скажешь?

— Заставлять тех-Животных повиноваться, как будто бы я был Брат… — бормотал Олней с таким видом, будто он отшельник, долгие годы проживший в одиночестве и только сейчас обнаруживший существование секса. — Я говорить, и они делать… Править, почти что. Быть как Брат, вместо Животного, поменяться местами в Естественный Порядок! Звучит здорово! Я — то-Животное. — Он посмотрел на Фрейдена и улыбнулся. — Почти сказать, я — тот-человек, — протянул он медленно, смакуя слова. — Да-а, Барт, я человек!

Глухая полночь, а у Фрейдена сна ни в одном глазу! И не жесткий соломенный матрас тому причина. Вон София, спит себе спокойно, как мышка. Нагая, теплая — расслабленно отдыхает. Чертовщина! Что-то свербит в башке, просачивается из погребов подсознания, требовательно стучится в двери парадных комнат рассудка.

Фрейдену хорошо знакомо это чувство. Чрево пытается разговаривать со своим бесплотным наполнением. Барт достаточно глубоко умел заглядывать в себя, отслеживать свой путь зла, чтобы понять — некоторые вещи приходят исподволь, надо только ждать, чтобы в конце концов разрешиться от бремени. Кто-то назовет это вдохновением или способностью подсознания объединять в целое бесчисленное количество фактов и деталей. На самом же деле это просто ваши потроха говорят с вами.

Вот оно, различие между ремесленником и артистом, тупым политическим начетчиком и личностью призванного — а Фрейден весьма был склонен относить себя к последним. Вы можете крутить самые хитроумные, тщательно разработанные интриги — но если потроха молчат, когда приходит момент вдохновения, вы — пустое место.

Значит, теперь такой момент настал. Сангрия давно уже должна бурлить, но она, сволочь, не бурлит. Хоть тресни! Все составляющие части революции налицо — бездумная деспотическая олигархия, доведенный до скотского состояния народ, обещание перемен, что несет с собой Свободная Республика… Но все стоит на мертвой точке, все окоченело и замерло. Как в тесной замкнутой системе, застопорившейся на отрезке Пространства-Времени. Но, подобно всем похожим системам, она, как стекло, разлетелась бы в куски от одного удачного щелчка, направленного в нужную сторону.

Фрейден чувствовал, как тужится его живот. И не было способа сознательно принудить плод вдохновения появиться на свет до срока. Толчком для откровения может стать что угодно: слово, звук, запах. Это, конечно, чертовски противно! Будто ты насекомое и подыхаешь от желания отложить яйцо.

Рядом завозилась София.

— Ты не спишь? — шепнул Барт.

— Ум… — фыркнула София, прижавшись теснее, и по-кошачьи потерлась щекой о его грудь. — Уже нет, — проговорила она. — Что с тобой? Почему ты не спишь сам и мне мешаешь? Зачем волну гнать? Лежишь тут и думаешь так усиленно, что скрежет винтиков в твоей башке меня будит.