Роберт Хайнлайн - Двойная звезда [Двойник; Дублер; Звездный двойник; Мастер перевоплощений] Страница 35

Большую часть времени у меня отнимало изучение различных сведений о Бонфорте, но я выкраивал время и тщательно воссоздавал физическое сходство с Бонфортом, проверяя соответствие окраски, тщательнейшим образом воссоздавал морщинки, добавил две родинки и уложил немногие оставшиеся волосы с помощью электрической щетки. После этого довольно хлопотно вернуть себе настоящее лицо, но это довольно-таки небольшая цена за грим, который ничем не испортишь, который нельзя смыть даже ацетоном и которому не страшны носовые платки и салфетки. Я даже сделал шрам на «поврежденной» ноге, руководствуясь снимком, который доктор Кэнек держал в истории болезни. Если бы у Бонфорта была жена или любовница, то она, наверное, затруднилась бы определить, где настоящий Бонфорт, а где его двойник просто по внешним признакам. Гримировка оказалась делом очень хлопотным, но зато я теперь мог больше не беспокоиться о внешнем виде и целиком посвятить себя самой трудной части имперсонации.

Очень трудной частью вживания в образ оказалось вникание в то, о чем Бонфорт думал и во что верил, иначе говоря в политику Партии Экспансионистов. Можно сказать, что он в большой степени олицетворял собой эту партию, будучи не просто ее лидером, но ее политическим философом и величайшим деятелем. Когда партия только что появилась, экспансионизм был не более чем «Манифестом Предназначения», хрупкой коалицией разношерстных групп, объединяло которых только одно: что границы в пространстве являются единственным вопросом дальнейшей будущности человечества. Бонфорт дал этой партии теорию и систему этических взглядов, идею того, что гербом имперского знамени должны стать свобода и равные для всех права. Он не уставал повторять, что человеческая раса никогда не должна повторять ошибок, допущенных белой субрасой в Африке и Азии.

Меня очень смутил тот факт – а именно то, что ранняя история экспансионизма была чрезвычайно похожа на нынешнюю партию Человечества – я в таких делах был тогда более чем неискушен. Мне и в голову тогда придти не могло, что партии зачастую по мере роста изменяются так же сильно, как и люди. Я имел какое-то смутное представление о том, что Партия Человечества начинала свой путь как составная часть экспансионистского движения, но никогда не задумывался об этом: все политические партии, которые не отличались достаточной дальновидностью и прозорливостью, под давлением объективных причин исчезли с политической арены, а единственная партия, которая стояла на верном пути, раскололась надвое.

Но я забегаю вперед. Мое политическое образование не было таким последовательным и логичным. Первое время я просто старался пропитаться бонфортовскими выражениями. По правде говоря, я набрался этого вполне достаточно еще по дороге туда, но тогда меня в основном интересовало как он говорит, теперь я старался усвоить, что он говорит.

Бонфорт являлся оратором в полном смысле этого слова, но иногда в споре мог быть весьма ядовит, взять хотя бы речь, с которой он выступил в Новом Париже по поводу шума, поднятого в связи с подписанием договора с марсианскими гнездами, известного под названием Соглашение Тихо. Именно этот договор был причиной его ухода с поста. Ему удалось протащить его через парламент, но наступившая затем реакция была такова, что вызвала вотум недоверия. И тем не менее Квирога не осмелился денонсировать договор. Я с особым интересом слушал эту речь, так как сам не одобрял этот договор. Сама идея того, что марсиане на Земле могут быть наделены теми же правами, что и земляне на Марсе, казалась мне абсурдной – до тех пор, пока я сам не побывал в гнезде Ккаха.

«Уважаемый оппонент, – заявил Бонфорт с раздражением в голосе, – известно ли вам, что лозунг так называемой Партии Человечества „Пусть люди управляют людьми и ради людей“ играет на руку Ку-Клукс-Клану. Ведь подлинным значением этого на первый взгляд невинно выглядевшего лозунга является вот что: „Пусть всеми расами вселенной управляют только люди, на благо привилегированного меньшинства“.

Уважаемый оппонент вот тут возражает мне, что мол нам от Бога дано право нести свет к звездам, оделяя дикарей нашей собственной разновидностью цивилизации. Но ведь социологическая школа дядюшки Римуса – хорошие негры поют безответственные гимны, а отсталая масса лупит их! Картина конечно трогательная, да больно уж рама тесновата: в ней не поместились ни кнут надсмотрщика, ни бараки рабов, ни столб для наказаний!».

Я почувствовал, что становлюсь если не экспансионистом, то по крайней мере бонфортистом. И я не уверен, что меня зачаровывала логика его слов – может быть они были и не такими уж логичными. Просто я находился в таком состоянии духа, что жадно впитывал то, что слышал. Я хотел так проникнуться его мыслями и словами, чтобы при случае самостоятельно мог бы сказать что-либо подобное.

У меня перед глазами был образчик человека, который знал, чего он хочет и (что встречается гораздо более редко) почему он хочет этого. Это производило на меня огромное впечатление и вынуждало еще раз пересмотреть собственные взгляды. Для чего я живу на свете?

Ради своего ремесла? Я впитал его с молоком матери, я любил его, был глубоко убежден, пусть это убеждение было и недолговечным, что ради искусства можно пойти на все – и, кроме того, это был единственный известный мне способ зарабатывать деньги.

На меня никогда не производили особенно сильного впечатления формальные школы этики. В свое время я вкусил их предостаточно – общественные библиотеки – очень удобный вид отдыха для актера, оказавшегося на мели – но потом я понял, что они были так же бедны витаминами, как поцелуй тещи. Дай любому философу достаточное количество времени и бумагу и он тебе докажет что угодно.

То же презрение я испытывал и к наставлениям, которые так часто любят читать детям. Большинство из них – самая настоящая чушь, а те их части, которые действительно что-то означают, обычно сводятся к священной прописной истине, которая гласит, что «хороший» мальчик тот, который не будит маму по ночам, а «хороший» мужчина тот, кто имеет солидный банковский счет, и в то же время не пойман за руку. Нет уж, увольте!

Но даже у собак есть определенные нормы поведения. А каковы же они у меня? Как я веду себя – или, хотя бы, как бы мне хотелось думать, что я веду себя?

«Представление должно продолжаться». Я всегда верил в это и жил этим.

Но почему оно должно продолжаться? – особенно когда знаешь, что некоторые из них просто ужасны? А потому, что ты дал согласие участвовать в нем, потому что этого ждет публика, она заплатила за развлечение и вправе ждать от тебя, что ты выложишься на всю катушку. Ты обязан сделать это также ради режиссера, менеджера, продюсера и остальных членов труппы – и ради тех, кто учил тебя ремеслу, и ради тех, чьи бесконечные вереницы уходят вглубь веков, к театрам под открытым небом с сидениями из камня и даже ради сказочников, которые, сидя на корточках, своими рассказами изумляли толпу на древних рынках. «Благородное происхождение обязывает…».