Вернор Виндж - Конец радуг Страница 36

Снова прорезался голос Шарифа:

– Профессор, если вы возьмете правее, то дорожка придет к главному…

Эту дорогу Роберт помнил, но остановился, когда голос собеседника вдруг осекся. – Да?

– Хм, виноват. Обход как раз слева. Главный вход перекрыла толпа певцов.

– О'кей. А что это вообще за пение? Шариф не ответил.

Роберт пожал плечами и последовал предложению невидимого проводника, направившись вокруг северной стены здания, туда, где была нижняя парковка. Библиотека теперь возвышалась над ним. Он вспоминал звучавшую во время строительства критику: «Никому не нужная дорогостоящая безделушка», «Нас захватили космические курсанты». Здание действительно будто прилетело из глубокого космоса: шесть надземных этажей образовывали здоровенный октаэдр, одной вершиной касающийся земли и схваченный пятидесятифутовыми колоннами. Во времена Роберта здесь был бетон и стелющаяся трава. Сейчас ползучие растения поднялись выше пятого этажа, закрыв бетонные стены. Библиотека по-прежнему казалась сошедшей с небес, но теперь уже – древней горой-самоцветом, а оправа – зеленью, поддерживающей ее земли.

Голоса певцов стали громче. Казалось, поют они «Марсельезу». Но слышались и речевки, звучавшие как старые добрые студенческие протесты.

Роберт уже достаточно углубился под навес. Чтобы увидеть нижнюю сторону четвертого, пятого и шестого этажей, надо было задрать голову – там наконец-то возникал из-под плюша бетон.

Странно. Края всех этажей прямые, как всегда, но бетон исчертили хаотичные линии посветлее. И эти линии блестели на солнце серебром, втиснутым в камень.

– Шариф?

Ответа не последовало. Надо бы поискать объяснение. Хуан Ороско умел выполнять такой поиск почти не думая. Роберт улыбнулся: серебристые линии трещин – это могла быть какая-то игровая мистерия – и объяснение. В университете Сан-Диего существовала традиция непонятного и удивительного искусства.

Роберт направился к короткой лестнице, которая вела на погрузочную площадку – это казалось самым прямым путем в библиотеку. На стене виднелась выцветшая надпись ВХОД ТОЛЬКО ДЛЯ СОТРУДНИКОВ. Грузовая дверь задраена, но соседняя дверь, поменьше, открыта. Изнутри доносился шум вроде как дисковой пилы – столярная мастерская? Он вспомнил, что говорил Хуан насчет получения в «Эпифании» местных видов по умолчанию. Он осторожно двинул рукой. Ничего. Снова сделал жест, чуть иной: опа! Весь погрузочный ангар пестрел надписями «Посторонним находиться воспрещено». Роберт посмотрел вверх: где-то за гребнем должен быть главный вход. Эпифания показала ему розовато-лиловый нимб, пульсирующий в такт пению. На фоне музыки стали слышны слова «A bas la Bibleotome!» – «Долой Либрареом!» Сейчас слышны были и удаленные, и реальные голоса, а музыка почти перешла в какофонию.

– Что тут происходит, Шариф? На этот раз он услышал ответ.

– Обыкновенная студенческая демонстрация. Через главный вход туда не попасть.

Он постоял минуту, любопытствуя, против чего же в нынешние времена выступают студенты. Не важно. Это можно будет посмотреть позже. Он подступил ближе к полуоткрытой двери, заглянул в полутемный коридор. Вопреки призрачной буре предупреждений и правил, проход ничего не загораживало. Но был странный звук, громче хора: резкое, рвущее уши рычание, перемежаемое тишиной.

Роберт шагнул в дверь.

12

СТРАЖИ ПРОШЛОГО, СЛУГИ БУДУЩЕГО

С самого начала «Кабала стариков» собиралась на шестом этаже библиотеки Гайзела. Организовал все Уинстон Блаунт, попросивший об одолжении после десятилетий работы на факультете литературы и искусств. Какое-то время у него даже было очень неплохое клубное помещение в преподавательском крыле. Это было после землетрясения в Каньоне Роз, когда молодые талантливые и чуть сдвинутые энтузиасты будущего вдруг сделались осторожными со своими технологическими примочками, и площадь на этаже стала доступна всем, кто готов рискнуть.

В первое время было почти тридцать постоянных членов. Они сменялись год от года, но в основном это были преподаватели и сотрудники периода рубежа веков, почти все в отставке или на пенсии.

Шло время, «Кабала» таяла. Сам Блаунт отдалился от группы, обнаружив, что ему больше никто ничем не обязан и одолжений ни с кого не стребуешь. Его планы возобновления карьеры строились вокруг Фэрмонтской программы образования для взрослых. А потом этот мальчишка Ороско случайно показал ему великолепный прямой путь: движение протеста против «Либрареома». Внутренний круг «Кабалы» для этого идеально подходит. Может быть, потому еще, что внутренний круг – все, что осталось от ее личного состава.

Том Паркер сидел прямо у остекленной стены. Они с Блаунтом вместе уставились на демонстрантов. Паркер засмеялся:

– Так что, декан, будете проповедовать перед этим хором? Блаунт хмыкнул:

– Нет. Но они нас видят. Помашите рукой народу, Томми. И Блаунт, последовав собственному совету, поднял руки в благословляющем жесте над певцами у главного входа и чуть меньшей толпой на террасе возле Змеиной тропы. На самом деле он предлагал обратиться к демонстрации. В прежние времена была у него ораторская жилка, да и сейчас он тоже был настроен критически, но его публичная ценность была нулевой. Он перещелкнул несколько изображений, паривших над толпой.

– Боже мой, масштабное событие. Даже многослойное.

Впрочем, на некоторых слоях проводились контрдемонстрации – непристойные призраки, передразнивавшие толпу. Черт бы их побрал. Он убрал все усиления и увидел, что Паркер усмехается, глядя на него.

– Все еще осваиваете эти контактные линзы, декан? – Он нежно погладил свой лэптоп. – Сами убедитесь, вам не переплюнуть гения мыши и клавиатуры.

Паркер пробежался пальцами по клавишам. Он проходил те же слои усиления, что Блаунт видел непосредственно контактными линзами. Том Паркер был, пожалуй, самым умным из оставшихся в «Кабале», но его безнадежно заклинило на старой технике.

– Я настроил лэптоп на выбор того, что реально важно. На экранчике замелькали изображения. Были среди них те, что не заметил в своих контактах Уинстон Блаунт: кто-то повесил над демонстрантами нимб. Впечатляло. А Томми все еще посмеивался:

– Вот с этим пурпурным гало не могу понять. Оно за «Либрареом» или против?

Сидевший рядом с Паркером Карлос Ривера оторвался от окна и потянулся.

– Против, если верить журналистам. Они говорят, что это гало – благословение тем, кто стоит на страже прошлого.

Все замолчали, продолжая смотреть. Звуки хора доносились не только через высокие стеклянные окна, но и от протестующих по всему миру. Этот комбинированный эффект был скорее символичен, нежели красив, поскольку голоса пели… несогласованно.