Ганс Доминик - Лучи смерти Страница 36

— Нам нужно пять тысяч человек, чтобы закончить работу за год. Тайна, которую знает столько людей, уже не остается тайной. Значит, нам нужны рабы для постройки.

Капитан Фаган сказал это со спокойствием, на минуту смутившим даже диктатора. Но это была только минута. Он сейчас же схватил преимущества этой мысли.

Каторжники взялись за работу над постройкой подводной станции. Это были люди, приговоренные американскими судами к долголетнему лишению свободы. Выпадали месяцы, когда электрический стул мало работал, потому что диктатор необычайно часто амнистировал заключенных; но только людей, умевших обращаться с инструментами, годными для работ.

Капитан Фаган дал президенту-диктатору точный отчет на его вопросы.

— Залы готовы, снабжены провиантом, горючим материалом, снаряжением. Четыре залы еще строятся, это жилые помещения для команды. Каторжники мрут, как мухи.

— Последний срок истек три недели назад. Когда будут готовы жилые помещения?

Голос президента-диктатора при этом вопросе звучал резко и пронзительно.

— Через три дня, господин президент.

— Вы ручаетесь за это?

— Ручаюсь, господин президент.

— Средства обороны готовы?

— Готовы, господин президент. Станция окружена тройным кольцом торпед. Акустические приемники извещают о всяком шорохе под или над водой. Специальные машины указывают торпедам цель на расстоянии 10 километров.

— Как обстоит дело с охраной против воздушных нападений?

— Уже два месяца работают красильщики. Мысль выкрасить станцию оказалось счастливой, Лазурь, которую красильщики день и ночь льют в воду, окрашивает ее настолько равномерно, что глубина совершенно не проницаема. Даже с высоты двух тысяч метров наши собственные аэропланы не могли бы найти станцию. Мы должны были выкинуть особый отличительный буй.

— Короче, господин капитан! Когда будет вколочен последний гвоздь? Когда станция может принять участие в войне?

— Через три дня, господин президент. Через три дня команда будет расквартирована, каторжники убраны, и станция приступит к работе.

— Благодарю вас… господин адмирал! Вы хорошо выполнили свое дело. В дальнейшем вы остаетесь в моем распоряжении, — обычным тоном произнес Цирус Стонард.

Капитан Фаган покраснел. Его дотоле неподвижная фигура задрожала. Похвала из уст диктатора! Неограниченная похвала и звание адмирала! Это было больше, чем он смел ожидать в бессонный ночи за эти двенадцать месяцев упорной работы.

Он нагнулся и хотел взять руку диктатора. Цирус Стонард отступил.

— Оставьте, господин адмирал! Идите и служите стране так же, как служили до сих пор.

Неуверенными шагами покинул адмирал Фаган кабинет. Цирус Стонард остался стоять посреди комнаты и долгое время смотрел ему вслед.

— Вон он идет… железный… краснеет и дрожит, как молодая девушка… из-за одного словечка адмирал! Если бы я напустился на него, разбранил его работу, прогнал его, он бы убрался… не осмелился бы возражать… таковы они все… без исключения. Только, когда они чувствуют господина, они делают, что нужно для страны…

Президент-диктатор медленно вернулся к своему креслу. Лицо его выражало презрение к всему миру. Все это были рабы, в сущности, не лучше тех пяти тысяч, что работали последний год на дне океана.

Чувство досады охватило его. К чему трудиться и мучиться, указывая этой толпе рабов путь к счастью…

Вошел адъютант лейтенант Гринслейд, с телеграммой о событиях в Сейвилле. Положив ее на стол, он стал ожидать приказаний диктатора.

Цирус Стонард пробежал листок. Загадочный случай на большой радиостанции в Сейвилле… Краткая телеграмма «всем».

И в тот же момент диктатор понял, что Глоссин солгал, что Эрик Трувор и его друзья живы.

В эти минуты президент-диктатор пережил страшное потрясение. Только что он сознавал свою бесконечную власть, был властелином половины, а, вскорости, и всего земного шара, неограниченным повелителем трехсотмиллионного населения… А теперь ему самому грозит непонятная и неуловимая власть, которая останавливает его решения и приказы.

Подобно капитану Фагану, взбудораженному несколькими словами диктатора, сам Цирус Стонард был сломлен этой телеграммой. Сидя у стола, он опустил голову на руки и спрятал лицо. Рыдание потрясло его худощавое тело.

Лейтенант Гринслейд стоял навытяжку. Увидя позу президента-диктатора, он стал опасаться за свою жизнь. В Соединенных Штатах не было человека, который мог бы похвастаться, что он видел слабость Цируса Стонарда. Лейтенант Гринслейд был охвачен одной мыслью: «горе, если Стонард откроет глаза, горе, если он увидит меня. Я погиб!»

В этот момент Цирус Стонард поднял голову и осмотрелся блуждающим взглядом.

— Позовите доктора Глоссина!

Доктор Глоссин стоял в кабинете президента-диктатора. Цирус Стонард, подобно статуе, поднялся со своего места. Правой рукой он схватил телеграмму и судорожно скомкал ее. Не говоря ни слова, медленно подошел он к доктору, пока не очутился в трех шагах от него. Потом резким движением швырнул ему бумажный комок прямо в лицо.

Доктор Глоссин не попытался уклониться от удара. Бумага попала ему в переносицу и упала на пол. Он страшно побледнел. Содержание этой телеграммы было ему известно. Двадцать минут назад он узнал, что вся его работа оказалась тщетной. Единственные люди, которых он опасался, избегли его сетей, находились где-то в безопасности и пользовались своей властью.

В этот миг он не был даже способен реагировать на оскорбление. Бумажный комок подействовал на него, как пуля. Тот, в кого стреляют, не думает об оскорбительности выстрела, но просто падает. Доктор Глоссин зашатался и стал нащупывать руками какую-нибудь точку опоры.

Физическая вспышка облегчила президента-диктатора. Непосредственное действие поразившего его удара ослабело. Он увидел перед собой человека, готового упасть в обморок.

Опустившись в кресло, он кивнул доктору.

— Садитесь!.. Садитесь!.. Не туда… Сюда! Здесь возле меня… Да, здесь… Стойте, подымите это прежде!

Он указал рукой на смятую телеграмму, приказывая доктору, как собаке; и доктор Глоссин повиновался, как побитая собака. Он уселся на указанное кресло, рядом с Цирусом Стонардом, и совершенно машинально разгладил бумажный комок.

— Прочтите!

Доктор Глоссин прочел телеграмму, уже столько раз прочитанную за этот день.

— Что вы мне говорили? И что скажете теперь?

Доктор не мог дать сколько нибудь связного ответа. Цирус Стонард увидел, что нужно дать ему время собраться с мыслями и приказал: