Владимир Контровский - Последний герой нашего времени (сборник) Страница 36

Подкатила белая "газель". Александр пропустил девчонку вперёд, и в глаза ему нагло полезли её ягодицы, перечёркнутые узенькой полоской трусиков "танго". Джинсы на бёдрах девчонки были приспущены по последней моде "по самое некуда", и когда она наклонилась, забираясь в тесное нутро маршрутки, пейзаж нарисовался весьма колоритный. "Хм, - мрачно размышлял Александр Николаевич, устраиваясь на боковом сидении. - Неужели она в упор не понимает, что демонстрация нижнего белья и голой задницы в транспорте может вызвать не эротические чувства, а самую обычную брезгливость? Всё хорошо в меру, в нужном месте и в нужное время…". Он вдруг вспомнил, как ему нравилось смотреть на коленки Людмилы, открытые мини-юбкой, - давно это было… Или совсем недавно?

"Хватит, - одёрнул он сам себя. - Думай о работе!" - "А чего о ней думать? - ехидно возразил внутренний голос. - Думай, не думай - один хрен! Вы сидите в ж…, уважаемый Александр Николаевич, сидите глубоко и прочно. Все ваши юношеские мечты развеялись лёгкой дымкой, растаяли, и ваше время прошло. Имейте мужество признаться в этом - хотя бы самому себе. И ваше брюзгливое мысленное ворчание по поводу нравов и нарядов юных девиц - прямое тому свидетельство!". Спорить с этим собеседником не имело смысла…

В детстве мальчик Саша, выросший в интеллигентной семье, читал журналы "Наука и жизнь" и "Техника - молодёжи" и жадно впитывал все новости о последних достижениях науки. Сказки становились былью - человек полетел в космос, а бытовая химия одаривала человечество всё новыми материалами. "Капрон", "нейлон", "лавсан" - эти причудливые названия казались магическими заклинаниями, рождающими невиданные чудеса. А тут ещё незабвенный Никита Сергеевич творчески модифицировал ленинскую формулу "Коммунизм - это советская власть плюс электрификация всей страны", добавив к ней ещё одно слагаемое: "химизация". И Саша Свиридов, окончив школу с серебряной медалью, поступил на химический факультет Ленинградского (тогда ещё ленинградского) университета (тогда университет в городе на Неве был всего один, а прочие вузы именовались институтами).

Это были славные времена! Всё казалось достижимым и возможным (стоит только захотеть и постараться), горизонт становился всё ближе, и будущее выглядело непременно счастливым - разве может быть иначе в стране победившего социализма, где "всё для человека, и всё во имя человека"? И ещё - Саша был молод, никто не называл его по отчеству, и учёба оставляла ему достаточно времени для молодёжных вечеринок, поездок за город и прогулок по гранитным набережным дивными белыми ночами. И была любовь…

Её звали Людой, хотя ей самой нравилось имя Мила. И верно, это имя шло девушке - она действительно была милой, точнее не скажешь. Жаль, что с годами его Людмила сильно изменилось, причём далеко не только внешне…

"Газель" выбралась из очередной пробки и поскакала по выбоинам вдоль трамвайных путей, лавируя и обгоняя автобусы и грузовики. Александр Николаевич отрешённо смотрел в окно. Думать о работе ему не хотелось - на Сашу нахлынули воспоминания…

В НИИ прикладной химии он попал по распределению - Александр Свиридов был первым в списке и имел право выбора. Ему понравилась сама атмосфера института: чистота лабораторий, организованность и деловитость, жаркие споры о новых направлениях в науке и о перспективах молекулярного синтеза. Тогда он многого ещё не замечал…

Саша работал как одержимый, не считаясь со временем. Он мог посередине разговора сорваться с места, оставив собеседника в недоумении, и помчаться к себе в лабораторию, чтобы тут же проверить на опыте свою очередную фантастическую гипотезу, пусть даже не имеющую прямого отношения к теме, разрабатываемой в настоящий момент. Вскоре Саша заслужил неформальное прозвище "Алхимик", которое наряду с иронией свидетельствовало и о его упорстве и целеустремлённости и носило уважительный оттенок.

Кандидатскую диссертацию он написал и защитил через пять лет, но вот с докторской вышла осечка. Александр Свиридов вдруг с удивлением обнаружил, что в науке существуют и иные приоритеты, что плетутся многослойные интриги, и что далеко не все учёные мужи озабочены исключительно прогрессом ради светлого будущего всего человечества - есть и куда более прозаичные материи. Доктором наук он так и не стал, хотя завлабом его в конце концов назначили. Впрочем, произошло это уже в суматошную перестроечную пору, когда самые ушлые уже сообразили, откуда и куда дует долгожданный ветер перемен, и начали подыскивать себе более уютные местечки.

Увлечённость научными изысканиями не помешала Саше сделаться отцом двух детей - дочери Ани и сына Дмитрия. "Ты, наверно, и не заметил процесса зачатия, - подтрунивали над ним коллеги, - всё-то ты у нас в трудах, надёжа-государь!". На эти шутки Александр не обижался - они носили дружеский характер - и улыбался вместе с шутниками.

Не до смеха Саше стало в конце восьмидесятых, а в начале девяностых ему впору было заплакать…

Маршрутка свернула направо. Александр Николаевич попросил водителя остановиться у следующего перекрёстка и вылез из микроавтобуса. До начала рабочего дня оставалось ещё минут пятнадцать, и Саша решил пройти остаток пути пешком.

"Газель" запрыгала дальше, окатив заведующего лабораторией молекулярного синтеза брызгами грязной воды из-под колёс. Александр поморщился, нагнулся и смахнул носовым платком мутные капли, оставшиеся на брюках. Не на приём к английской королеве, но всё равно не дело…

Потом он выпрямился, и тут ему бросился в глаза огромный красочный рекламный стенной плакат, на котором многозначительно улыбающаяся очаровательная женщина очень сексапильно примеряла золотое ожерелье. "Только у нас! Драгоценности для бережливых! - гласила надпись на плакате. - Самое дешёвое золото! Самые низкие цены!".

"Вот же чушь собачья! - раздражённо подумал Александр Николаевич. - Золото и драгоценности - это последнее, что будет покупать бережливый! Самое дешёвое золото? Хм-м-м… Дешёвое золото - золото мёртвого дракона…".

День начался с неожиданности - лабораторию посетил директор института Антон Степанович Никодимов, четверть века занимавший эту должность.

– Ну вот, уважаемые… э-э-э… господа, - последнее слово Никодимов произнёс с видимым усилием. - Наметился свет в конце туннеля, если так позволительно будет сказать.

"Бедный Антон Степанович, - с жалостью думал Свиридов, поглядывая на бледное лицо директора института. - Крепко засели в его душе безвозвратно сгинувшие стереотипы! Еле-еле выдавил из себя враждебно-капиталистическое "господа" вместо такого привычного "товарищи". Пятнадцать лет минуло с тех пор, как "товарищей" и след простыл, а его всё ещё тянет на старое. Трагедия, блин…".