Вячеслав Лавров - Встречи на болоте Страница 36

У входа в дом нас встречали две женщины в серых холщовых платьях, тоненькая девчурка лет четырнадцати и белобрысый мальчишка лет семи.

Женщины (одна из них была знакомая мне Пелка) церемонно поклонились и открыли нам двери.

Внутри дом ничуть не напоминал о своём первоначальном предназначении, не осталось никаких следов от жерновов и приводного механизма, а то место, где они когда-то были, превратилось в большой зал, посреди которого стоял накрытый стол, около которого нас ждали остальные члены этой необычной семьи.

Чуть в стороне стояла молодая, лет двадцати девушка с двумя расшитыми геометрическим узором полотенцами в руках, а навстречу, широко улыбаясь, шёл Прохор. Слегка приобняв каждого из нас, как бы прижимая к сердцу, он радостно приветствовал, дорогих гостей, Потом ко мне стали подходить по одному остальные члены семьи, а Прохор, как завзятый мажордом, представлял их.

— Дед, — протянул мне руку юнец, только что вышедший из подросткового возраста.

Я недоумённо обернулся к Прохору, не понимая, то ли это своеобразная местная шутка, то ли мальчишеская выходка переходного возраста. Но тот без всякой улыбки кивнул головой, и я решил пока подождать, состроив индеферентную морду.

— Баба Дуня, — чуть слышно произнесла, склонив набок голову, девчушка, встречавшая меня у входа.

После этого я не удивился бы, если бы тихий мальчонка назвался отцом Прохора, но тут оказалось всё в порядке: Ваня был сыном встречавшей меня прохоровой тётки Ульяны и её мужа Евгения, интеллигентного вида мужчины лет сорока.

Весёлый мужик, очень похожий на Прохора внешне, но совершенно другой по характеру, назвался дядей Фёдором и подвёл ко мне свою дочку Нюшу, которая, подав полотенца, проводила нас к рукомойнику, завершим тем самым официальную часть. Вскользь упомянули, что у Фёдора есть жена, но она временно отсутствует.

Если я скажу, что за ужином не пили, то мне всё равно никто не поверит. Но я в этот раз налёг на квас. Нет, меня не заставляли пить прохорову настойку: для редких тут гостей в запасе была «казёнка», вот только при одном взгляде на неё, было заметно, что купили её в каком-то ларьке вроде веркиного, и рисковать я не захотел.

В этом я был не одинок, кроме женщин, не стал пить и Женя, или как его все звали — Жека. Поэтому вполне естественно, что мы раньше остальных мужчин, управившись с едой, разговорились.

Оказалось, что он то и был тем учёным парнем, который просветил Прохора насчёт мутантов и ауры. Жека когда-то имел самое непосредственное отношение к науке. Лет десять назад он, будучи аспирантом филологического факультета псковского пединститута, прослышал про живущую в лесной глухомани семью и решил добраться до них в надежде разжиться старинными сказками или песнями.

Женя ещё только зашёл в лес, когда его заметила Ульяна. Но вместо того, чтобы поводить его по болоту до посинения и тем самым отбить всякую охоту соваться сюда, она вывела его на красивую полянку, где «случайно» встретила своего будущего мужа. Жека и ведать не ведал, что очень скоро закончится его прошлая научная и холостяцкая жизнь, зато об этом точно знала хорошенькая ведьмочка. Проведя с ней сумашедший день, юный аспирант вернулся в институт, написал заявление по собственному желанию и через два дня уже жил на старой мельнице.

— Через пару месяцев я опять выбрался в город и оформился лесником. Должность была, а служить в этих гиблых местах желающих не находилось, так меня, да ещё с высшим образованием, пусть и не профильным, за пять минут оформили, чтобы хоть временно дыру заткнуть. Вот так затычкой и служу уже одиннадцатый год, — Женя задумался о чём-то, но тут же расцвёл в улыбке, когда подбежавший к нему Ванюша привычно забрался к отцу на колени.

— А назад иногда не тянет? — спросил я не в силах понять, как такой образованный человек может довольствоваться этой сверхпростой жизнью.

— Да ты что?! Я вон сюда электричество и телефон провёл, так у нас теперь и телевизор, и интернет есть, а я, хочешь верь — хочешь нет, по свечам скучаю. Раньше всё жил «светлым» будущим, а теперь иногда утром глаза боюсь открывать: а вдруг это просто сон? Да я бы сам себе завидовал, кабы сглазить не боялся, — Жека с нежностью погладил сына по голове и поцеловал в вихрастую макушку.

Мужики тем временем закончили своё трудное, но нужное дело и встали из-за стола. Митька оглянулся и, заметив нашу маленькую компанию, подошёл.

— Давай, Василич, в сарае на сеновале переночуем. Там такой запах, что прям дух захватывает. Утром встаёшь, а в башке какое-то просветление.

— А змей, мышей или ещё какой живности там нет? — спросил я осторожно.

Неожиданное митькино предложение, да ещё сделанное в такой несвойственной этому молчуну поэтической форме, показалось мне очень заманчивым.

— Да что вы, дядя Саша?! Кто ж из них Пелагеиного приказа ослушается, — неожиданно раздался звонкий, как у девочки, ванин голос. — Пап, а можно и я с ними?

Его светло-серые глазки с такой мольбой смотрели на отца, что казалось решается важнейший в жизни вопрос.

Я давно заметил, что дети и собаки, с безошибочностью опытного психолога, легко находят в любой компании слабое звено и используют его в своих целях. Вот и в данном случае наверняка можно было предсказать, что ответит Жека, достаточно было взглянуть на его обмякшее от умиления лицо. Более того: он и сам выразил готовность разделить с нами компанию.

Нельзя сказать, что Ульяна пришла в восторг от нашего плана, но поперёк принятого мужем решения говорить ничего не стала, только посоветовала взять с собой подушки и одеяла, чтобы назавтра не чесать весь день исколотое сеном тело.

Подготовка ко сну при свете карманного фонарика незаметно переросла в подушечный бой, и когда Хряк вышел покурить, все взбудораженные битвой участники сражения выбрались следом, чтобы немного остыть.

Стали говорить о том — о сём: обсудили, почему московское «Динамо» никак не может высоко подняться в чемпионате. Потом я вспомнил преподавателя по термеху (его так и звали — динамовец), к которому на экзамен ходили, обязательно имея бело-голубой элемент в одежде — это было гарантией от неуда; и началось: — А вот у нас было….

Уже давно ушёл спать, прихватив задремавшего Ванюшу, Митька, в доме погасили свет, а мы всё говорили и говорили…, перебивая друг друга.

Несмотря на очевидную устроенность устоявшейся жизни, у Жеки остался целый пласт воспоминаний, который просился наружу и, наконец, нашёл выход. А я просто увлёкся, подхваченный этим потоком. От запальчивых разговоров пересохло во рту. Женька (мы давно уже перешли на Жень и Сань) принёс из дому бутыль из под колы, наполненную брусничным морсом, и две глиняные кружки. Мы с наслаждением выпили по паре кружек и тут же обсудили достоинства всех безалкогольных напитков, дружно придя к выводу, что большинство магазинных нужно выбросить на помойку, а вот среди домашних явного лидера нет: каждый хорош в своё время.